На другой день Пултусского сражения армия наша отступала к Остроленке, а с 17 декабря устремилась в поперечь неприятельскому движению на Кёнигсберг, идя быстрым маршем чрез Вилленберг, Ортельсбург, Бишофсбург, Зесбург, Янково и Ландсберг к Прёйсиш-Эйлау, где 26 января 1807 года армия Беннигсена стала на генеральную позицию, преградив французам путь на наши запасы продовольствий, готовившихся в Кёнигсберге, Пиллаве и Мемеле. Тут того же дня пополудни в час неприятель выступил из лесу от стороны Ландсберга вслед отступавшего русского ариергарда, командуемого князем Багратионом, атаковал большими силами Беннигсена. Предмет атаки неприятельской был: рекогносцировка общей нашей позиции и занятие им городка Эйлау, который удерживал отряд генерал-майора Барклая-де-Толли. Много пролито было французской крови в улицах его нашим славным и тогда генералом Барклаем. Три раза французы врывались в город, и три пласта трупов их легли, одетые валившимся тогда снегом, пред грозными фрунтами русской инфантерии, поражавшей неприятеля перекрестными огнями, искусно направляемыми, и ударами штыков, отважно довершавших каждое отражение; но при последнем отпоре, преследуя за город, пал, от тяжкой раны истекший кровью, славный многими отличиями генерал Барклай-де-Толли, а заступивший на его место по старшинству генерал-майор Сомов не умел, подобно Барклаю, защищать и удерживать важнейшего этого пункта генеральной нашей позиции, и городок в два часа пополуночи чрез беспорядки, допущенные там нашими полковыми начальниками, перешел во власть неприятеля.
К рассвету дня 27 января полководец наш переменил свою диспозицию в центре порядка баталии по случаю занятия французами городка Эйлау. А когда рассвело и ободнялось, то французские войска густыми колоннами, как лютая язва, напали на наши отводные посты, а потом и на всю боевую линию центра и правого фланга армии русской, стоявшей во фрунте в три протяжения зигзагами. Но вскоре поваливший непроглядный снег без ветра заслонил все виды местоположений, и в этом-то мраке корпус Ожеро потерял данную ему Наполеоном дирекцию и, как известно, свое существование, приняв влево забредший в угол зигзачной нашей трехлинейной фрунтовой позиции, высунулся головами колонн из снежной занавесы прямо к главной 40-пушечной батарее нашего центра, грянувшей по ним скорострельным огнем картечей; французы спохватились, хотели уйти назад, но было поздно, ибо полки нашей Остермановой дивизии и других, зайдя полковыми фрунтами двух передних баталионов каждого полка налево и направо, охватив их, зачали душить, работая штыками русскими! Нас подкрепили значительными силами пехоты и кавалерии, и ужасные костры тел неприятельских загромоздили пригородную луговую долину. В этом поражении и я с военными чадами роты моей совершал мщение ожесточенного сердца моего неслыханною до того войною на сугробах зимы северной страны, но военный гнев мой скоро нашел столкновение свое и поник до скорби сердечной, когда разъяренные солдаты наши, сломив все и оболевши, стали разрывать штыками костры трупов, ища под ними скрывшихся французов живых. - Я это видел, о Боже!
Но: "Не внимай им, небесный мститель наш! Не внимай...". Шиллер
К вечеру подоспел от стороны г. Бронсберга на помощь нам корпус прусских войск генерала Лештока, и французы были отбиты назад, к стороне Остероде, прикрытого лесными глушами. Потеря полка нашего в этом бою, как и всех, была большая: ревностному неустрашимому шефу нашему прострелила правую ногу пуля выше икры; полковой командир подполковник Танкачев пал мертвый; всех баталионных начальников изранило, и только шесть офицеров из 43 осталось при 370 нижних чинах трех баталионного почти комплектного полка под командою капитана Тихонова I-го. Во фрунте роты моей осталось 47 человек, у брата моего -19. Я ранен был пулею в правую щеку, брат - в голову, около маковки.