Автор: А. П. САЛЬКОВ

Осенью 1939 - летом 1940 г. Восточная Пруссия стала объектом особого внимания высшего военного руководства СССР. Позиция И. В. Сталина, направленная на ликвидацию польского государства, обусловила содержание бесед наркома иностранных дел В. М. Молотова с послом Германии в Москве Ф. Шуленбургом, когда Молотов 20 сентября предложил обсудить "судьбу польского государства", а 25 сентября поставил вопрос об изменении границы сфер интересов двух стран. Советская сторона выразила готовность совершить "обмен" - передать Германии из сферы советских интересов Восточную Польшу (Люблинское и правобережную часть Варшавского воеводств с 4-миллионным польским населением, сосредоточив тем самым в одних руках территории, "этнографически принадлежащие Польше"). Соответственно Литва (менее 2 млн. человек) из немецкой включалась в советскую сферу интересов. В ходе переговоров с министром иностранных дел Германии И. Риббентропом 27 - 29 сентября, которые привели к подписанию германо-советского договора о дружбе и границе и секретного дополнительного протокола к нему, Сталин добился поставленной цели, хотя к тому времени в Германии уже прорабатывался вопрос о переходе Литвы под немецкое "покровительство". Краткий текст немецкой записи этих переговоров был обнаружен в 1990 г. И. Фляйшхауэр (ФРГ) в личном архиве Шуленбурга (советская запись в Архиве внешней политики РФ отсутствует). Запись позволяет уяснить детали окончательного начертания линии советско-германской границы, сравнить принятие решений по двум спорным участкам - в Галиции и на Белосточчине у рубежей Восточной Пруссии ¹ .

Как следует из этого документа, Риббентроп, сославшись на нехватку в Германии таких важных ресурсов как нефть и лес, запросил у Сталина и Молотова территориальных уступок. На юге, в Галиции, это был район нефтедобычи у Дрогобыча и Борислава в верхнем течении Сана, а на севере - обширные лесные массивы у Августова и Белостока. Касательно уступок на юге, Сталин категорически заявил, что они исключены, так как "украинцы - чертовские националисты" и никогда не откажутся от уже обещанной им территории. Ни за что не желая отойти от договоренности о границе по р. Сан, он отклонил просьбы Германии отдать ей разделенный рекой Перемышль, оставив на советской стороне правобережную часть города. Ком-

Сальков Анатолий Петрович - кандидат исторических наук, доцент, заведующий кафедрой истории южных и западных славян Белорусского государственного университета.

стр. 27

пенсацией стали лишь советские поставки сырой нефти. Что же касалось уступок на севере, то немецкая сторона фактически увязала их с проблемой передачи Литвы в сферу советских интересов, делая акцент на том, что советские предложения о Восточной Польше "не содержат достаточного эквивалента за отказ Германии от Литвы или ее части". Поэтому при поисках компромиссного решения Риббентроп предложил "найти путь, согласно которому Германия сможет увеличить свои восточнопрусские районы за счет Литвы" и провел на карте линию, которую он считал приемлемой и возможной. Она проходила "от самой южной оконечности Литвы до Балтийского моря, а именно через всю Литву восточнее Ковно (он останется на советской стороне), дальше восточнее Гродно, включая Белосток. Затем следует найти приемлемое соединение с линией Буга". Сталин был вынужден пойти на территориальные уступки. Так, Германии передавался "выступ между Восточной Пруссией и Литвой с городом Сувалки до линии непосредственно севернее Августова, но не более того". Отклонив немецкие претензии на владение городом Августов, Сталин все же отодвинул границу, уступив северную часть Августовской пущи. Наконец, Германии был передан так называемый "нос" - выступ между реками Нарев и Буг в районе городов Остроленка, Пултуск, Вышков и Остров, который и Риббентроп и Шуленбург назвали для себя неприемлемым. Поэтому Сталин повернул границу к югу в направлении на Буг сразу, не доходя Остроленки. Что касалось Литвы, то Сталин обусловил ее включение в состав СССР достижением соглашения с Германией об "обмене" территориями. "Запись Фляйшхауэр" содержит указание на то, что хотя обе стороны и отстаивали свои позиции, но обсуждение происходило "в весьма дружественной атмосфере" ² .

В итоге за Германией осталась лишь примыкавшая к Восточной Пруссии небольшая часть литовской территории, касательно которой имелась оговорка в секретном протоколе к советско-германскому договору от 28 сентября 1939 г. - так называемый Мариампольский выступ, неизменно именовавшийся в советских дипломатических документах "известным кусочком Литвы". Он включал почти весь Вилькавишский уезд, 1/3 Мариампольского уезда, 1/5 Сейнского уезда с общей численностью населения 184,1 тыс. человек, причем литовцев из них было 82,3%, евреев - 7,6%, немцев - 7,3% (по данным литовской статистики на декабрь 1939 г.). Вопрос о судьбе этой территории начал вновь обсуждаться 13 июля 1940 г., когда Молотов на встрече с Шуленбургом полностью подтвердил формальные права Германии на нее, однако, заявил, что "тем не менее тов. Сталин и тов. Молотов просят германское правительство пересмотреть этот вопрос..., найти возможность отказаться от этого небольшого куска территории Литвы". Молотов аргументировал эту просьбу тем, что в свое время СССР разрешил в пользу Германии вопрос о Сувалкской области, причем без всякой компенсации, хотя не имел такого обязательства перед Берлином. 7 августа Шуленбург заявил, что отказ от этой территории представляет для Германии "большую жертву" и поставил вопрос о характере советской компенсации. На что Молотов 12 августа ответил о неприемлемости территориального возмещения и готовности советской стороны предоставить денежное возмещение. Наконец, 10 января 1941 г. был подписан секретный протокол о компенсации за Мариампольский выступ. Германия отказалась от притязаний на эту полосу литовской земли, а Советский Союз обязался выплатить ей за это 7,5 млн. золотых долларов (31,5 млн. марок). В тот же день был подписан Договор о советско-германской границе от р. Игорка до Балтийского моря. Определение этого участка вызывало большие затруднения, так как Польша не была заинтересована в установлении точных границ с Литвой, что отразил еще Сувалкский договор 1920 г. между ними. Их фактическая граница была описана в решении конференции послов в 1923 году. Поэтому вплоть до марта 1941 г. Молотов и его первый заместитель А. Я. Вышинский на встречах с Шуленбургом все еще улаживали разногласия в ходе демаркации и редемаркации советско-германской границы на этом участке ³ .

стр. 28

Литва с ее особым стратегическим положением в восточнопрусском регионе, "выменянная" и "выкупленная" Москвой у Германии, продолжала, вплоть до потери независимости, оставаться в фокусе советской дипломатии. Правовой отдел НКИД подготовил 19 сентября 1939 г. (вденьзанятия Красной Армией Вильно) докладную записку для замнаркома иностранных дел В. П. Потемкина с изложением истории советско-литовско-польских территориальных противоречий. А уже обреченная на советизацию, Литва получила по советско- литовскому договору от 10 октября 1939 г. "в целях закрепления дружбы" Вильно и Виленскую область (6,9 тыс. км кв. с населением 490 тыс. человек). Здесь уже в третий раз был установлен советский контроль (после декабря 1918 г. - апреля 1919 г. и июля - сентября 1920 г.; в 4-й раз это произошло в июне 1940 г. вместе со всей Литвой). По закону о принятии советской Литвы в СССР от 3 августа 1940 г. Белоруссия передала ей в августе и ноябре 1940 г. из состава своих Вилейской и Белостокской областей весь Свенцянский район и части территории с преобладающим литовским населением еще 5 других районов - Видзовского, Годутишковского, Островецкого, Вороновского и Радунского (2,6 тыс. км кв. с населением 65 тыс. человек) ⁴ .

Советский генералитет и спецслужбы также не оставляли своим вниманием восточнопрусский регион. В "Соображениях советской стороны по переговорам с военными миссиями Великобритании и Франции", разработанных в Генштабе РККА в начале августа 1939 г., во всех пяти возможных вариантах событий предусматривались военные действия против Восточной Пруссии. Сводки Пятого (Разведывательного) управления РККА от 19 июня и 15 июля 1940 г. говорили об усилении германских войск на границе с Литвой и в гарнизоне Кенигсберга, дополнительной мобилизации в Восточной Пруссии, активном движении германских войск в приграничном с СССР районе Сувалок, Мариенвердера, Сейны. В докладной записке НКВД в СНК СССР, составленной в августе на основе агентурных донесений, и в справке Внешней разведки Главного управления госбезопасности НКВД от 6 ноября 1940 г. также сообщалось о военных приготовлениях Германии на территории Восточной Пруссии и делался вывод о передислокации летом-осенью 1940 г. войск и штабов "в район Восточной Пруссии и бывшей Польши". Эти и другие факты обусловили ответную реакцию СССР - 10 июня 1940 г. была подписана советско-германская Конвенция о порядке урегулирования конфликтов и инцидентов на границе, которая, как считалось в Москве, должна была исключить возможность для Германии прикрыть нападение на Советский Союз ссылками на какие-либо пограничные инциденты. Постановлением политбюро ЦК ВКП(б) от 14 августа 1940 г. даже изменялась организационная структура погранвойск в Северо-Западном круге ⁵ .

Докладная записка наркомата обороны в ЦК ВКП(б) от 18 сентября 1940 г. излагала основы стратегического развертывания советских вооруженных сил. На западном направлении к северу от Брест-Литовска ставилась задача "нанести поражение главным силам германской армии в пределах Восточной Пруссии и овладеть последней". Что касалось вероятных оперативных планов Германии, то предполагалось, что она развернет свои главные силы к северу от устья р. Сан, чтобы из Восточной Пруссии через Литовскую ССР нанести главный удар в направлении на Ригу, Ковно, и далее на Минск. В уточненном варианте документа от 11 марта 1941 г. этот сценарий рассматривался как вспомогательный. Хотя Генштаб Красной Армии признавал, что "документальными данными об оперативных планах вероятных противников... не располагает", приведенные основы развертывания подтверждались немецкими документами. Стратегическая разработка отдела штаба Верховного командования вермахта по подготовке и проведению кампании против СССР от 15 сентября 1940 г., оценивая где лучше нанести главный удар - севернее или южнее Припятских болот, отдавала приоритет северному направлению с наступлением двумя группами армий с общего рубежа восточнее линии Варшава-Кенигсберг. Одной из них предстояло наступать из

стр. 29

Восточной Пруссии на рубеж Двины, другой - через Минск на Москву. Примечательно, что в 1939 - 1941 гг. и Советский Союз и Германия при военно- политическом планировании вокруг Восточной Пруссии старались задействовать выгодный для себя этнический фактор. Для СССР (с восточного фланга) это был литовский и гораздо менее выраженный белорусский фактор. Для Германии (с западного фланга) - фактор кашубов. Так, предложения главного управления полиции безопасности Германии на случай захвата Польши, разработанные ранее 23 августа 1939 г., предусматривая захват польской Западной Пруссии и Малой Померании, обращали внимание на западнославянскую народность кашубов, которые вследствие "вековой связи с немецкими элементами сильно онемечились и имеют мало общего с поляками" ⁶ .

Идеологи германской внешней политики, как следовало из политического отчета полпредства СССР в Германии за 1939 г., утверждали, что "Балтийское море с прилегающими к нему государствами должно стать полем борьбы между большевизмом и фашизмом". В Кенигсберге, по сообщению Шкварцева в апреле 1940 г., существовал специальный институт по изучению экономического развития Советского Союза, он обладал наибольшим в Германии собранием книг об СССР, располагал картотекой 15 тыс. советских фабрик и заводов. Что же касалось немецкого восточнопрусского населения, то оно всегда чувствовало свое окраинное положение. Начало войны усилило его опасения. В коминтерновском документе "О настроениях в Германии", составленном кандидатом в члены ИККИ В. Ульбрихтом в ноябре 1939 г. на основе сообщений из страны, констатировалось, что настроение гражданского населения Эльбинга в Восточной Пруссии "очень подавленное". Оно боялось затяжной войны, и этот страх не прошел и "после вступления русских в Польшу". Люди полагали, что "русские когда-нибудь выступят и против Гитлера" ⁷ .

После военного поражения 1939 г. в польских политических кругах в эмиграции созрело убеждение о необходимости включения Восточной Пруссии в состав послевоенной Польши. Впервые этот тезис был выдвинут министром иностранных дел польского эмигрантского правительства в Лондоне А. Залеским уже 17 октября 1939 года. Он не претендовал на возвращение "будущей Польше" Западной Белоруссии и Западной Украины, но зато требовал Восточной Пруссии, без которой стратегическое положение страны "было бы невозможным". Официально данный тезис был изложен в информационном бюллетене МИД в ноябре 1939 г. и повторен год спустя в Меморандуме, представленном в Форин Офис. Английская реакция была достаточно прохладной. На секретной встрече представителей польского, английского и французского правительств 10 мая 1940 г. поляки в очередной раз выдвинули требование о включении в состав Польши Восточной Пруссии, Гданьска и Опольской Силезии. Позднее глава польского эмигрантского правительства В. Сикорский представил союзникам четыре меморандума (в ноябре 1940 г. - Э. Бевину, в апреле 1941 г., марте и декабре 1942 г. - Ф. Рузвельту), где излагалась польская концепция послевоенного устройства Восточной Европы. Все меморандумы повторяли упомянутые территориальные требования Польши ⁸ .

С началом советско-германской войны наступило советско-польское сближение. Именно с этого времени в польских политических кругах началась выработка концепции своей восточной границы. Однако подписанное 30 июля 1941 г. советско-польское Соглашение о восстановлении дипломатических отношений оставляло вопрос о границе открытым. 4 декабря 1941 г. во время визита Сикорского в Москву была подписана советско-польская Декларация о дружбе и взаимной помощи, в которой также ничего не говорилось о границах. В записи беседы Сталина с Сикорским накануне, 3 декабря - также не упоминалось о границах. Однако год спустя Сикорский в инструкции коменданту Армии Крайовой генерал-майору С. Грот-Ровецкому по вопросу польско-советских отношений от 28 ноября 1942 г. сообщал, что он

стр. 30

не согласился говорить о границах в декабре 1941 г., когда Сталин предложил ему обсудить небольшое изменение границ и тесные союзнические отношения. И тут же откровенно объяснил свою мотивацию: "Возможно, польское правительство вместе с британским и американским смогут склонить советское правительство к признанию наших прав на Востоке и поддержке требований на Западе" ⁹ . Уже в конце 1941 г. польская эмиграция, таким образом, хотела возвратить Кресы Всходние до линии 1921 г. и присоединить восточные и северные немецкие земли, включая Восточную Пруссию.

24 сентября 1941 г. советская делегация огласила на Межсоюзнической конференции в Лондоне Декларацию, излагавшую цели советской внешней политики и предлагавшую определить пути и средства послевоенного устройства мира. Поэтому во время визита министра иностранных дел Великобритании А. Идена в Москву 16 - 20 декабря 1941 г. Сталин в ходе бесед с ним в жесткой полемике попытался определить сферы влияния в Европе, наметив общую схему реорганизации европейских границ после войны. В ней значилось, что "западная граница Польши должна включать Восточную Пруссию и Коридор, причем немецкое население этих районов должно быть эвакуировано в Германию". Восточная же граница Польши планировалась по реке Неман, "причем Тильзит должен находиться в руках Литвы, составляющей часть СССР". Это означало, что Польше отходит практически вся Восточная Пруссия с Кенигсбергом, выговаривалось лишь присоединение к Литве Тильзита, расположенного на левом берегу Немана. Иден согласился с этим планом. В проекте же секретного протокола к обсуждавшимся, но так и не согласованным двум советско-британским договорам, картина уже резко менялась. Отделенная от Пруссии Восточная Пруссия своей западной частью должна была войти в состав Польши. Остальная часть Восточной Пруссии, "прилегающая к Литве" (включая Кенигсберг), отходила к СССР сроком на 20 лет в качестве гарантии возмещения убытков от войны с Германией. Хотя сведений о передаче этого документа Идену не имеется, он позволяет проследить генезис советских представлений о территориальном переделе в данном районе Прибалтики. В декабре 1941 г. в НКИД СССР была предпринята попытка начать планирование послевоенного устройства и создать комиссию для разработки вопроса о границах Советского Союза, Германии и ее союзников. Состоялось решение политбюро ЦК ВКП(б) от 28 января 1942 г. о создании "Комиссии по послевоенным проектам государственного устройства стран Европы, Азии и других частей мира", призванной документировать спорные территориальные и национальные вопросы ¹⁰ . Однако из-за тяжелого положения на фронтах работа приостановилась.

В свою очередь в середине 1942 г. эксперт польского правительства Л. Гродзицкий разработал три варианта изменений польско-немецкой границы для представления на послевоенную мирную конференцию. В двух вариантах вся Восточная Пруссия отходила к Польше, в третьем - ее небольшая северо- восточная часть по р. Преголя отходила к Литве. Но в любом случае Кенигсберг был в составе Польши, а восточная граница пролегала по линии, установленной Рижским мирным договором 1921 года. О будущей польско-германской границе говорилось также в Меморандуме министра юстиции эмигрантского правительства М. Сеиды, подготовленном в сентябре 1943 г. в Лондоне. В документе подчеркивалось, что Польша была бы в состоянии выполнить свою историческую миссию в борьбе с немецкой экспансией на восток только при условии, что Восточная Пруссия, исходя из соображений стратегических, перестанет быть германской провинцией, "представляющей плацдарм для вылазок против Польши и земель восточнее Германии вообще". При этом часть Верхней Силезии - Опольская Силезия, из соображений экономических, будет включена в Польшу, а положение Гданьска (Данцига) с видимостью статуса свободного города, но в действительности "агента Германии" будет устранено. В эту же программу входило требование интернационализации Кильского пролива с активным участием Польши и предоставления ей морских баз в Западной Балтике (Борнхольм, Рюген, Фе-

стр. 31

марн). В свете планов столь широкой экспансии на Балтике, Восточная Пруссия была лишь первым шагом ¹¹ .

Впервые во время войны проблемы послевоенного устройства были подробно обсуждены в ходе визита Идена в США 12 - 30 марта 1943 года. Тогда он пытался создать у советского посла М. М. Литвинова представление, что вопрос о советской западной границе не вызовет возражений США, а "Польша успокоится, получив Восточную Пруссию". Несколько позже, 7 июня 1943 г. в беседе с президентом Чехословакии Э. Бенешем Рузвельт заявил, что советско- польские противоречия могут быть решены улучшенной версией линии Керзона и компенсацией Польши за счет присоединения к ней Восточной Пруссии ¹² .

В Москве к планированию послевоенного мира возвратились летом 1943 года. Так, 3 августа был согласован персональный состав, а через месяц постановлением СНК в соответствии с решением политбюро ЦК ВКП(б) от 3 сентября 1943 г. была создана Комиссия по вопросам мирных договоров и послевоенного устройства при НКИД СССР (Комиссия Литвинова). В числе вопросов, подлежащих разработке комиссии, значились: в разделе V (Германия) - германо-советская граница, германо-польская граница, Восточная Пруссия, Силезия, Данциг и Мемельская область, выделенные в отдельные пункты (так как допускалась возможность их включения в состав других государств). Интересна протокольная запись первого заседания комиссии (8 сентября), где вырабатывались тематика и принципы ее деятельности. Е. В. Тарле поставил вопрос о методе работы: "Нужно ли будет давать чисто историческую, объективную справку, скажем, о вопросе выделения Восточной Пруссии, или по всем вопросам у нас уже есть ответы, т. е. мнение правительства на основании которого мы должны разрабатывать материал?". На что Литвинов пояснил, что "постановка вопроса в списке не значит, что вопрос решается нами положительно. Например, если мы против выделения Восточной Пруссии, то надо так и сказать". (В числе консультантов комиссии в разделе "По Польше" состоял В. И. Пичета) ¹³ .

Накануне Московского совещания министров иностранных дел СССР, США и Англии (Молотов, К. Хэлл и Идеи) (19 - 30 октября 1943 г.) была разработана первая советская концепция послевоенного устройства. В центре находился вопрос о будущем Германии, включая проблему ее новых границ. Причем, при всех вариантах было принято, что от Германии отходят территории, захваченные после 1937 г., а Восточная Пруссия считается переданной Польше. Учитывалось и мнение Рузвельта в пользу передачи Восточной Пруссии Польше в виде компенсации за установление ее восточной границы по линии Керзона, что предвосхищало известное "компенсационное решение" У. Черчилля. В записке Литвинова Молотову "Обращение с Германией и другими вражескими странами в Европе" от 9 октября 1943 г., обращалось внимание на существенное обстоятельство, влиявшее на позицию всех заинтересованных сторон. Дело в том, что даже в случае удовлетворения всех требований Польши в отношении Восточной Пруссии, Опольской Силезии и Данцига, она компенсировала бы потери западных районов Белоруссии и Украины по территории лишь на 23%, а по численности населения - на 50%. Из чего Литвинов делал вывод, что "получив все, что возможно, за счет Германии, Польша не перестанет хныкать и роптать и добиваться расширения на восток, и чем сильнее она станет на западе, тем больше повысится значение ее ропота". В записке была изложена минимальная советская программа касательно Восточной Пруссии. Будет ли она самостоятельным буферным государством или отойдет к Польше, СССР оставлял за собой право на воссоединение Мемельской области с Литвой, а также на восточный район Восточной Пруссии, населенный литовцами, "по линии, которая будет подсказана нашим генеральным штабом". Реминисценции о традиционном польском антисоветизме отразились на документах осени 1943 г., которые полны опасений, связанных с передачей Польше Восточной Пруссии: ".,.у советского правительства нет никакой уверенности, что расширенная

стр. 32

таким образом в своих границах Польша не будет представлять враждебного Советскому Союзу государства..."; "с переходом к Польше хотя бы одной Восточной Пруссии... на нашем северном пути к западным государствам будет лежать враждебная нам Польша". Политическое здравомыслие однако брало верх и заставляло констатировать, что "эти минусы необходимо противопоставить тем несомненным выгодам, которые можно получить от расширения Польши за счет немецкого населения" ¹⁴ .

Накануне Тегеранской конференции руководителей трех союзных держав (28 ноября - 1 декабря 1943 г.) польское правительство направило Черчиллю Меморандум от 16 ноября 1943 года. В нем отмечалось, что признание польских прав на западные территории, включая Восточную Пруссию, не должно трактоваться как компенсация за уступку СССР польских земель на востоке ¹⁵ . Поэтому Сталин по-прежнему нуждался в международном признании советской границы 1941 года. В Тегеране Черчилль впервые в законченном виде сформулировал "компенсационное решение" о признании линии Керзона как советско-польской границы на основе территориальной компенсации Польши за счет Германии. Оно было в принципе принято и гласило: "очаг польского государства и народа должен быть расположен между так называемой линией Керзона и линией реки Одер, с включением в состав Польши Восточной Пруссии и Оппельнской провинции". При обсуждении вопроса о западной польской границе 30 ноября 1943 г. Черчилль дважды повторил, что России "необходимо иметь выход к незамерзающим портам" и она "должна иметь выход в теплые моря". В ответ Сталин жаловался, что Советский Союз заперт в Черном море жестким режимом турецких проливов Босфор и Дарданеллы, а на Дальнем Востоке, контролируемыми японцами Симоносекским и Цусимским проливами. Поэтому по причине отсутствия у русских незамерзающих портов на Балтийском море им нужны Кенигсберг и Мемель и "соответствующая часть территории Восточной Пруссии. Тем более что исторически - это исконно славянские земли". (Как известно, пруссы не были славянским племенем). Однако Декларация трех держав не содержала никаких практических решений ¹⁶ .

К началу 1944 г. была выработана концептуальная советская программа послевоенного урегулирования, содержавшаяся в записке замнаркома иностранных дел И. М. Майского Молотову от 10 января 1944 года. В разделе о Польше этого секретного документа говорилось о том, что целью СССР должно быть "создание независимой и жизнеспособной Польши, однако мы не заинтересованы в нарождении слишком большой и слишком сильной Польши". Далее отмечалось, что Польша почти всегда была врагом России и станет ли она действительным другом СССР (по крайней мере, при жизни ближайшего поколения), никто с определенностью сказать не мог. Поэтому предлагалось "осторожнее формировать послевоенную Польшу в возможно минимальных размерах, строго проводя принцип этнографических границ". На западе в состав Польши, как гласил документ, "может быть включена вся Восточная Пруссия или, пожалуй, лучше, часть ее, известные части Силезии, но с выселением оттуда немцев" ¹⁷ .

В послании Черчиллю от 4 февраля 1944 г. Сталин повторил претензию на северо-восточную часть Восточной Пруссии, включая Кенигсберг, как незамерзающий порт. 6 февраля Черчилль впервые сообщил полякам, что СССР желает установить границу в Восточной Пруссии с включением Кенигсберга в состав русской территории. Это сообщение "явилось ударом для польского правительства". Апелляция Черчилля к историческим событиям первой мировой войны и русской крови, обагрившей эту землю, не помогли. Реакцией на возможность потери Крулевца (Кенигсберга) было решение польского правительства С. Миколайчика от 12 февраля. Согласившись в принципе с изменением границы, установленной Рижским договором, оно высказалось против линии Керзона ¹⁸ .

При разработке документов о безоговорочной капитуляции Германии большое значение приобретали демаркационные линии зон ее оккупации.

стр. 33

Невзирая на уже принятое компенсационное решение, СССР первоначально (в феврале-марте 1944 г.) не рассматривал восточные территории отделенными от Германии, включая в свою зону Данциг, Мемель и Восточную Пруссию. При этом, в феврале 1944 г. Сталин отклонил британское предложение сделать Восточную Пруссию польской зоной оккупации, равно как и зоной совместной оккупации. В документе Комиссии Литвинова "Обращение с Германией" от 9 марта 1944 г. еще допускалось, что отделение от Германии Восточной Пруссии и Верхней Силезии "отнюдь не равносильно включению их в состав того или иного соседнего государства. Теоретически мыслимо превращение их в самостоятельные политически независимые государства". Однако уже как должное воспринималось включение Мемельской области в состав советской Литвы ¹⁹ .

Подобные советские планы перекройки Восточной Европы за счет стран "оси" имели место и в соседнем регионе. На заседании Комиссии Литвинова 8 июня 1944 г., посвященном обсуждению послевоенной судьбы Трансильвании - спорной венгеро-румынской территории, пятеро из шести присутствующих высказались за создание отдельного и независимого Трансильванского государства. Сам Литвинов неизменно отдавал при разрешении любых территориальных проблем предпочтение этнической аргументации. Однако учитывая, что "свои притязания на Западную Украину и Западную Белоруссию Польша обосновывает исторической аргументацией" он предостерег, что "тут мы не должны слишком увлекаться, помня, что будут случаи, когда придется нам выдвигать аргументы от истории, как, например, в нашем предложении о передаче Польше Восточной Пруссии и Верхней Силезии" ²⁰ .

В Комиссии Литвинова в марте 1944 г. предлагалось по стратегическим соображениям отодвинуть границу Литвы еще дальше на запад - до линии Пиллау-Бартенште-Зензбрук-Рутшанни-Гезен "с оставлением в составе Литвы Кенигсберга и восточной части Мазурских озер". Интересен также вывод Литвинова о том, что хотя разделение Восточной Пруссии между Польшей, которая "зарится" на немецкие территории, и СССР и вызовет бурные протесты Польши, но "с ними считаться не приходится", так как она "не будет считать себя удовлетворенной" даже при получении всей Восточной Пруссии и всей Верхней Силезии. Замнаркома иностранных дел С. А. Лозовский высказывал опасения, что с переходом к полякам Восточной Пруссии, они получат господство над большим отрезком Балтики, и Польша может превратиться в мощную страну, сильнее Пруссии, что "опасно при польских антирусских настроениях". Литвинов соглашался с нежелательностью чрезмерного усиления Польши и лично был бы готов максимально урезать ее, но "политическая обстановка диктует нам некоторое усиление Польши". Член комиссии Я. 3. Суриц успокаивал обоих тем, что Польша получит только 2,5 млн. человек населения в Восточной Пруссии, а часть последней "должна отойти к Литве с таким крупным портом, как Кенигсберг" ²¹ .

Даже в ранних проектах Комиссии по вопросам перемирия при НКИД СССР (Комиссия Ворошилова) от 17 апреля и 25 мая 1944 г. советская зона оккупации Германии включала в себя Восточную Пруссию. 12 сентября союзники подписали протокол Соглашения о зонах оккупации в Германии. Восточная зона, "включая провинцию Восточная Пруссия", предназначалась для занятия вооруженными силами СССР. Распределение же северо-западной и юго- западной зон между США и Великобританией еще подлежало дополнительному обсуждению. 10 октября 1944 г. в Комиссию Литвинова поступило письмо наркома военно-морского флота СССР Н. Г. Кузнецова, в котором шла речь уже не о зоне оккупации. В нем для "создания нашего прочного контроля в южной части Балтийского моря" предлагалось "исключить из состава государственной территории Германии Восточную Пруссию, разделив ее между Союзом ССР и Польшей". При этом восточную часть Данцигской бухты с портами Кенигсберг, Пиллау, Эльбинг предлагалось передать СССР, западную - Польше, "нарезку сухопутной границы... про-

стр. 34

извести с учетом экономических и военно-стратегических факторов". К письму прилагалась историческая и военно-географическая справка ²² . Этот факт отразил роль генералитета в определении послевоенных границ в регионе, что не всегда соответствовало национальным интересам, выходившим за рамки военно-стратегических факторов.

Во второй половине 1944 г. и польская, и советская сторона зондировали позиции союзников на предмет послевоенного территориального устройства. В ходе визита Миколайчика в США в июне 1944 г. Рузвельт вновь подтвердил, что США против решения любых территориальных вопросов до окончания войны. Тем не менее, он обещал, что в соответствующее время поможет Польше включить в ее состав Восточную Пруссию с Кенигсбергом. Рузвельт полагал, как писал в отчете о визите польский посол в США Я. Цехановский, что "притязания Сталина на Крулевец не окончательные и, может быть, ему в конце концов удастся убедить Сталина отказаться от этих притязаний". Эти обещания президента США позволяли надеяться, что удастся склонить Сталина к сохранению в составе Польши Львова, а может быть даже Вильно и Кенигсберга. Тем не менее, Миколайчик был готов к советской претензии на Кенигсберг, так как уже знал от польского экономиста и общественного деятеля, впоследствии посла Польши в США, О. Ланге, что Сталин высказывал желание присоединить Кенигсберг к СССР. Однако по мнению Ланге, Сталин не подчеркнул это каким-то особым образом, и Ланге "не думает, что это является окончательным условием" ²³ .

Между двумя визитами Миколайчика (в США в июне и в СССР в августе 1944 г.) произошло знаменательное событие. 27 июля "в духе дружбы и согласия" между правительством СССР и Польским комитетом национального освобождения было заключено Соглашение о советско-польской границе, ст. 2 которого гласила, что "северная часть Восточной Пруссии с городом и портом Кенигсберг отходит к Советскому Союзу, а вся остальная часть Восточной Пруссии, а также Данцигская область с городом и портом Данциг, отходит к Польше". Как пишет польский историк Т. Марчак, это соглашение было тайным и оставалось таковым до 1960-х годов. Во всяком случае, в Директиве Генштаба с объявлением Постановления ГКО о советских военных органах на освобожденной территории Польши от 1 августа 1944 г. Восточная Пруссия и ее границы упоминались в качестве географических ориентиров. Северо-западный участок советско-польской границы обозначался следующим образом: от части территории Беловежской пущи, остающейся на польской территории, "до стыка границ Литовской ССР, Польской республики и Восточной Пруссии, оставляя Гродно на стороне СССР" ²⁴ .

Тем самым, Белосточчина, которая в 1939 - 1944 гг. являлась Белостокской областью БССР, с Белостоком и Августовом, а также Сувалки и Сейны, вторично после 1939 г., занятые советскими войсками в октябре 1944 г., лежавшие западнее линии Керзона, но административно входившие в годы войны в состав Восточной Пруссии, были переданы Польше. После упорной борьбы за признание союзниками линии Керзона, для СССР было решительно невозможно продвинуться к западу от нее. Вместе с тем, формирование линии раздела Восточной Пруссии выглядело достаточно произвольным, допускавшим варианты. В пространной историко-этнографической разработке НКИД БССР "К вопросу о западной этнографической границе белорусов", датированной декабрем 1944 г. (составлена на базе неопубликованной диссертации этнографа М. Я. Гринблата), констатировалось, что некоторые части исконно белорусской земли "очутились за границами, установленными в 1939 году". Этот документ, отразивший настроение момента, обозначил крайний западный район расселения белорусов (по административному делению Российской империи) Гродненским, Сокольским, Белостокским и Вельским уездами бывшей Гродненской губернии, что определяло этнографическую границу белорусов с поляками. Крайний северо-западный район расселения белорусов обозначался двумя уездами бывшей Сувалкской губернии. Это был Августовский уезд с преобладанием в населении так называемых августовских

стр. 35

белорусов. (Их численность традиционно преуменьшалась отождествлением со второй половины XIX в. с мазурами, причислением польскими переписями 1919 и 1921 гг. всех белорусов-католиков к полякам, а также "открытием" существования особой категории "православных поляков"). И это был Сейненский уезд (в его юго-западной части по линии Сейны-Друскеники), который в целом имел преимущественное литовское население, что определяло этнографическую границу белорусов с литовцами. В документе особо подчеркивалось, что белорусская этнографическая территория, включая большую часть Августовской пущи и сам г. Августов, простиралась на этом участке до границ Восточной Пруссии и белорусы достигали этой немецкой провинции "сплошной этнической массой". Они спорадически расселялись среди прусских мазур даже в ее пределах - в уездах Марграбово, Лык, Бела, Иоганнесберг (часть этого населения переселилась сюда во время преследования униатов в России). Положения документа НКИД вовсе не расходились с выводами академической науки. Наиболее авторитетные специалисты в области этнической границы расселения белорусов - А. Ф. Рицих (1875 г.), Е. Ф. Карский (1903 г.), М. В. Довнар-Запольский (1919 г.) включали в нее Вильно, Белосток, Августов (кроме Карского). Таким образом, в конце войны не была использована гипотетическая возможность образования эвентуального белорусского коридора в направлении новой российской территории на Балтике. При этом создавалась весьма чувствительная национальная проблема 127-тысячного белорусского меньшинства в пределах лишь одной Белосточчины из общей численности в 150 - 160 тыс. белорусов в Польше (по оценкам 1944 - 1945 гг.) ²⁵ . Многих белорусов польские власти вскоре начали переселять на свои новые западные рубежи - в Верхнюю Силезию и Поморье. Что же касается сведений об имевшихся в конце войны планах присоединения Восточной Пруссии к Белорусской ССР, то они воспринимаются сегодня как факт устной истории. Упоминания об этом в российских и белорусских СМИ, документального подтверждения, доступного исследователю, не имеют.

В ходе визита Миколайчика в Москву, Сталин в разговоре с ним 3 августа 1944 г. так изложил свое представление о западной границе Польши: "вдоль рек Одер и Нейсе, Кенигсберг (после небольшого раздумья)... и область Кенигсберга будет передана России... Да, к России". Не случайно в директиве командующего 1-м Белорусским фронтом маршала К. К. Рокоссовского от 21 августа 1944 г. придавалось большое значение форсированию р. Нарев и созданию прочных плацдармов для развертывания крупных наступательных операций за Наревом против Восточной Пруссии. Вместе с тем, 27 сентября польское правительство в Лондоне приняло концепцию западной послевоенной границы Польши с линией от Балтики до Одры (Колобжег - Кросно-на-Одре), включая всю Восточную Пруссию, Гданьск и Опольскую Силезию. Тем не менее, в октябре 1944 г. Черчилль представил в Москве проект урегулирования польско-советских отношений, территориальные аспекты которого (линия Керзона как советско- польская граница, линия западнее и южнее Кенигсберга как линия раздела Восточной Пруссии) были приняты за основу при выработке окончательного проекта ²⁶ .

Миколайчик, вызванный Черчиллем на эти переговоры, согласился с принципами урегулирования и высказал свое личное признание линии Керзона. Однако в Лондоне он, как писал Черчилль Сталину 3 декабря 1944 г., столкнулся с кризисом доверия к своей политике со стороны большинства членов кабинета министров. Они потребовали вернуть Польше не только Львов, но и Вильно, Тарнобжег и Крулевец, поэтому 24 ноября Миколайчик подал в отставку. 15 декабря 1944 г. Черчилль выступил в Палате общин с заявлением о компенсации потерь Польши на востоке за счет Германии на севере и западе. Интересно, что это выступление вызвало недовольство находящихся в советском плену немецких генералов Паулюса, Штреккера, Зайдлица, рассматривавших эту компенсацию за счет Восточной Пруссии и других немецких земель как возможную причину новой войны ²⁷ .

стр. 36

Новый премьер-министр Т. Арцишевский уже 18 декабря 1944 г. в интервью газете "The Sunday Times" обосновывал присоединение к Польше всей Восточной Пруссии, Верхней Силезии и части Поморья положительной точкой зрения союзников, "включая Советскую Россию, которые обещали нам помочь в этом вопросе". При этом, Арцишевский опасался слишком больших территориальных приобретений на западе, где могло проживать от 8 до 10 млн. немцев, заявляя, что "мы не хотим ни Вроцлава, ни Щецина. Мы просто требуем наши этнические и исторические территории, которые оказались под властью Германии". В это же время Сталин на переговорах с Ш. де Голлем 2 декабря 1944 г. предлагая отдать полякам их исконные земли, включая Восточную Пруссию, не упомянул о Кенигсберге. Де Голль отвечал, что Франция не будет иметь "серьезных возражений против передачи полякам Восточной Пруссии, которая всегда была злым элементом в германской политике" ²⁸ .

Из восьми заседаний Крымской конференции руководителей трех союзных держав (4 - 11 февраля 1945 г.) семь были посвящены "польской" проблеме. Как заметил Черчилль, Польша была самым неотложным поводом для этой конференции. Если для Англии вопрос о Польше был "вопросом чести", то для СССР - "вопросом безопасности", "вопросом жизни и смерти". Рузвельт, соглашаясь с партнерами, высказался за компенсацию Польши, в том числе Восточной Пруссией к югу от Кенигсберга, поэтому в подготовительных документах появилась запись о западной границе Польши, включающей Данциг и Восточную Пруссию к западу и югу от Кенигсберга. Однако из-за разногласий о польской границе по Западной Нейсе, Советскому Союзу не удалось добиться закрепления польско-немецкой границы. Как выразился Молотов ее "можно было бы пока не фиксировать слишком точно". Из-за этого в рабочих и итоговых документах конференции просто отмечалось, что "Польша должна получить существенные приращения территории на Севере и на Западе". В целом, о Кенигсберге в Ялте говорилось вскользь ²⁹ .

По мере вступления Красной Армии в начале 1945 г. на упоминаемые территории, они передавались под польское временное управление. 20 февраля было принято постановление ГКО об определении западной границы Польши и действиях польской администрации на ее новых территориях. Оно гласило, что "впредь до окончательного определения западной, северной границ Польши на будущей мирной конференции" северную часть территории Восточной Пруссии по линии от советской границы севернее населенного пункта Ижайны, далее севернее Гольдапа на Норденбург, Прейсиш-Эйлау, севернее Браунсберга с городом и портом Кенигсберг "считать в границах СССР. Всю остальную часть Восточной Пруссии, а также Данцигскую область с городом и портом Данциг - в границах Польши" ³⁰ .

Хотя позже, в Потсдаме, союзники предъявили СССР претензии за это решение, оно способствовало закреплению границы по Одеру и Нейсе и линии раздела Восточной Пруссии. Между тем, с мая 1945 г. НКВД и польская патрульная служба предотвращали возвращение немецких беженцев в области восточнее Одера и Западной Нейсе, считая, что "позднее придется их, так или иначе, эвакуировать на запад". Вышинский 1 июня заявил, что польское управление на бывших германских территориях подчиняется своему правительству, которое не подотчетно СССР. Директива Ставки от 29 мая 1945 г. переименовывала 1-й Белорусский фронт в Группу советских войск в Германии. 6 июня Постановлением СНК СССР организовывалась Советская военная администрация в Германии (СВАГ), определялись территориальные границы командной власти главкома Группы советских оккупационных войск в Германии, главноначальствующего СВАГ маршала Советского Союза Г. К. Жукова. Поэтому 7 июля он, наконец, признал, что земли восточнее Одера и Нейсе не входят в состав советской зоны оккупации, а на совещании с представителями союзного главного командования границы по Одеру и Нейсе назвал своими тыловыми границами, восточнее которых он свое влияние не распространяет и этим участком не командует ³¹ .

стр. 37

Более подробно проблема Восточной Пруссии была обсуждена на Берлинской конференции руководителей трех держав (17 июля - 2 августа 1945 г.). США и Англия подтвердили свое согласие на ее раздел и передачу Кенигсберга СССР. Однако принятое решение отразилось в одном из наиболее спорных документов международного права, исключавшем однозначную трактовку вопроса. В пункте VI Сообщения о конференции было записано, что она рассмотрела предложение СССР "впредь до окончательного решения территориальных вопросов при мирном урегулировании" провести западную советскую границу от восточного берега Данцигской бухты (севернее Браунсберга-Гольдапа) к стыку границ Литвы, Польши и Восточной Пруссии, установив линию раздела последней. Конференция "согласилась в принципе" передать СССР Кенигсберг и район при исследовании экспертами точной границы. Пункт IX b гласил, что "до окончательного определения западной границы Польши" бывшие германские территории, включая ту часть Восточной Пруссии, которая не поставлена под управление СССР, и Данциг "должны находиться под управлением Польского государства". В пункте XIII говорилось об упорядоченном перемещении в Германию немецкого населения или части его, причем организованным и гуманным способом. При этом, польские власти, до рассмотрения их доклада в Контрольном Совете, должны воздержаться от дальнейшего выдворения немцев ³² .

Западные страны, в конечном итоге, согласились на расширение Польши на западе и на севере по экономическим мотивам. Польша, занимавшая второе место в разоренной Европе по экспорту угля, в Потсдаме подписала с американцами соглашение о его поставках. 30 млн. тонн топлива в течение ближайшего года, которые фактически решали топливную проблему западных оккупационных зон до восстановления немецких шахт в Руре, нейтрализовали аргументы против западных польских границ поменявшего свою позицию Черчилля. В этом смысле участие только что официально признанных просоветских польских властей на конференции позволило добиться согласованного решения. В дни работы конференции выявились позиции крайних польских националистов, защищавших притязания на территории западнее Дрездена. Позже были выдвинуты претензии на левый берег Одера с созданием вдоль него территориального пояса шириной в несколько десятков километров. Так, Польский западный союз официально настаивал на 30- километровом поясе на запад от Одера. В ст. 3 Договора между СССР и Польшей о советско-польской государственной границе от 16 августа 1945 г. была, однако, повторена потсдамская формула "впредь до окончательного решения территориальных вопросов при мирном урегулировании". Тем не менее, граница оборудовалась всерьез. В сентябре 1945 г. было подготовлено Постановление СНК СССР "О принятии под охрану НКВД участка границы СССР и Польши в пределах Восточной Пруссии". Обеспечив интересы Польши на Балтике, СССР в апреле 1946 г., тем не менее, выступил против ее привлечения к контрольному механизму ³³ .

Запад даже в период до начала холодной войны всякий раз указывал на реальные и мнимые изъяны совместных решений союзнических конференций. Так, на 1-й сессии Совета Министров иностранных дел (СМИД) в Лондоне госсекретарь США Д. Бирнс принял активное участие в обсуждении 24 сентября 1945 г. вопроса об ускорении репатриации советских граждан. Из его высказываний о гражданстве жителей Западной Белоруссии, Западной Украины, Силезии и Восточной Пруссии следовало, что решение о советско- польской границе еще не одобрено американским правительством. Причем Бирнс увязывал в один пакет территориальные проблемы восточной польской границы и ее западной границы, которая действительно ожидала своего утверждения на мирной конференции. Это вызвало бурную реакцию обычно невозмутимого Молотова: "принято ли решение о линии Керзона и советско- польской границе или оно до сих пор висит в воздухе?". После Берлинской конференции советская дипломатия настаивала на окончательности ее территориальных решений, считая, что в Потсдаме отложили до

стр. 38

мирной конференции лишь их оформление. На 2-й сессии СМИД в Париже Молотов выступил 10 июля 1946 г. с заявлением о мирном договоре с Германией, подчеркнув необходимость ее полного военного и экономического разоружения. В информационных письмах политического советника при СВАГ В. С. Семенова, обобщавших отклики на это выступление, отмечалось, что лозунг возврата заодерских земель постепенно становился лейтмотивом антисоветской пропаганды в Германии, а причина ее продовольственного кризиса объяснялась утратой сельскохозяйственных районов в Восточной Пруссии и Восточной Померании. Схожая антисоветская пропаганда велась и в Польше. В донесении Военного совета Северной труппы войск в Главное политуправление в сентябре 1946 г. отмечались настроения в пользу возврата Польше восточных земель и удержания отвоеванных западных границ. Американским ответом на инициативу Молотова стало выступление 6 сентября 1946 г. Бирнса в Штутгарте с предложением скорейшего создания временного германского правительства и окончательного определения германских границ как на востоке, так и на западе с их утверждением на мирной конференции. В качестве ответной реплики на речь Бирнса две недели спустя Молотов сделал заявление о западных границах Польши, отвергнув высказывания госсекретаря о том, что размер передаваемой Польше территории должен определяться тогда, когда будет проводиться окончательное урегулирование. Из того факта, что с бывших восточных германских территорий уже переселены в Германию миллионы людей, он сделал очевидный вывод, что союзники не собирались пересматривать это решение, хотя формально оно и должно быть подтверждено на мирной конференции ³⁴ .

Двусмысленность потсдамского правового решения подкрепило "сложившееся нормативно-фактическое положение вещей", связанное с выселением немцев и наплывом нового населения, а главным образом - общее соотношение сил в Европе после войны. В польских кругах придавалось большое значение разработке исторического "обоснования и практического механизма выселения немцев с присоединяемых территорий. Пожалуй, это был единственный пункт, где интересы всех политических течений целиком совпадали. Еще в 1942 г. в Лондоне была подготовлена правительственная разработка "О польских целях войны", где проводилась мысль о том, что выселение Германией поляков из присоединенных к рейху воеводств в 1939 - 1940 гг., влекло ответное выселение немцев странами антигитлеровской коалиции. В июне 1944 г. в Вашингтоне Миколайчик в беседе с госсекретарем США Э. Стеттиниусом высказывал опасения, не откажутся ли страны коалиции от идеи выселения немцев ³⁵ .

В польских прокоммунистических кругах первоначально отсутствовала единая программа национальной политики в отношении немецкого населения. Однако предложения, представленные Союзом Мазуров в ноябре и декабре 1944 г. и содержащиеся в Меморандуме Главного управления Польского западного союза по вопросу о польском населении Силезии, Западного Поморья и Восточной Пруссии от 19 февраля 1945 г., подготовленном в Люблине, позволяли выработать общие основы этой программы. В этом Меморандуме значилось, что польская этнографическая территория в Восточной Пруссии занимала около 1,7 тыс. км кв. (32% от общей площади) с населением свыше 400 тыс. Мазуров (около 20 % от общей численности). Были даже выработаны критерии принадлежности к польскому этносу в необычном порядке их приоритетности - активное участие в польском национальном движении, в плебисцитах, членство в национальных организациях, использование польского языка как родного, польское происхождение, польские фамилии, следование национальным традициям. Министерство общественной администрации в июле 1945 г. разработало толкование, каких граждан считать поляками, причисляя к ним также и лиц польской национальности, принадлежавших к 3 или 4 категории фольксдойче и написавших документально подтвержденное заявление о реабилитации. С января 1946 г. начали создаваться специальные верификационные комиссии для недопу-

стр. 39

щения ошибочного выселения автохтонов (мазур и вармян). А из двух регионов с их наибольшей численностью - Мазурского округа и Опольской Силезии, выселения вообще не проводились. В докладной записке из Кенигсберга о составе населения Восточной Пруссии от 7 июня 1945 г., поданной на имя Л. П. Берии, приводились данные, что в 1940 г. население провинции насчитывало 2,2 млн, в том числе на территории, отошедшей к СССР - 1,25 млн. человек. Реально же на всей территории Восточной Пруссии было учтено 193,8 тыс. человек немецкого населения, из них 82,5 тыс. - в советской части ³⁶ .

На землях, названных в Польше Возвращенными, сложилась особая демографическая ситуация. Здесь в конце войны местные немцы и беженцы из подвергавшихся постоянным бомбардировкам западных районов Германии составили огромный 12-миллионный массив населения. Эта цифра, в результате запоздалой эвакуации и массового бегства вслед за отступающими германскими войсками, сократилась до 4,5 млн. человек, что стало важным аргументом в пользу организованного переселения оставшихся. Политическое решение об окончательном выселении немцев принял пленум ЦК Польской рабочей партии 26 мая 1945 года. Он постановил, что "в течение этого года мы должны полностью выселить немцев с территорий возвращенных земель и расселить там 3,5 млн. поляков". Двумя днями позже секретарь ЦК Э. Охаб конкретизировал эти намерения и выделил три категории немецкого населения, подлежащего выселению: 1) непосредственно выселяемые (о них силезский воевода говорил, что их нужно "стадом гнать за Одру и Нысу"); 2) промышленные рабочие по специальностям, необеспеченным польскими кадрами, которых оставляли на некоторый срок; 3) городское немецкое население, для вывоза которого не хватало транспорта, отселявшееся в сельскую местность с привлечением на работы. С позиции международно- правовых процедур обоснование прав Польши на воссоединение Западных земель содержалось в Меморандуме Временного правительства национального единства союзным державам от 10 июля 1945 года. С позиции же национального законодательства в Польше почти целый год отсутствовали правовые основы в политике по отношению к немецкому населению. Министерство возвращенных земель во главе с генсеком Польской рабочей партии, вице-премьером В. Гомулкой было создано лишь 30 ноября 1945 г., а реально приступило к работе только в начале 1946 года. На первый план в этот период выдвигались подзаконные административные решения, создававшие почву для злоупотреблений властью и жестокого обращения. Так, в инструкции Управления по делам немецкого населения г. Ольштына от 4 июля 1945 г. предписывалось выселение из жилых помещений в течение получаса с правом взять с собой наименьшее количество личного имущества. В циркуляре N 126 уполномоченного представителя правительства в Мазурском округе по вопросу добровольного выезда немцев на запад от 11 сентября 1945 г. отмечалось, что, учитывая отношение немцев к полякам во время оккупации, следует создать такие условия, при которых немцы сочли бы отъезд за благо. Циркуляр N 172 от 1 ноября 1945 г. предписывал всему немецкому населению подать до конца ноября заявления о "добровольном выезде", в противном случае следовало направление в лагеря. 23 июля 1946 г. ольштынский воевода разослал старостам письмо о реполонизации возвращенных земель. Из него вытекало, что польские власти даже в самом присутствии немцев усматривали национальную угрозу, так как считали, что немецкая языковая среда в общественной жизни ставила под сомнение веру поляков в принадлежность новых земель их государству. Поэтому предписывались меры по исключению постоянного контакта немецкого и польского населения ³⁷ .

Донесение Политуправления Северной группы войск в Главное политуправление Советских Вооруженных Сил в августе 1945 г. подтверждало, что немецкое население в зоне польского контроля голодало или находилось на грани голода, были частыми случаи произвольных убийств, грабежей, необоснованных арестов, насилия, побоев и оскорблений. Переселение же носило неорганизованный характер и имело целью прежде всего ограбление

стр. 40

немцев. Репрессиям подвергались даже немецкие антифашисты, причем им вменялось в вину и сотрудничество с Красной Армией. Немцам не разрешалось проявлять какую-либо разумную инициативу в деле улучшения своего положения. Все их попытки установить контакт с польскими властями пресекались. Не велась борьба с грабежами немецкого населения. Наоборот, в ряде случаев польские старосты выступали в качестве их организаторов, заявляя, что "немцев мы будем использовать как рабочий скот". Вместе с тем, еще до появления в начале июня 1945 г. польских властей в Восточной Пруссии, немецкое население было чрезвычайно удовлетворено контактом, установившимся с Красной Армией. Немцы ничего так не боялись, как перспективы оказаться под управлением поляков. Они объясняли, что "надеялись на сравнительно хорошую жизнь с русскими, так как с ними легко иметь дело и они беспечны", поляки же, кроме того, что они являются "естественными врагами", гораздо более "мстительны и энергичны, чем русские". Председатель Временного правительства национального единства Э. Осубка-Моравский в интервью Ассошиэйтед Пресс в Нью-Йорке 10 июля 1945 г. заявил, что все немцы будут изгнаны из Польши, а почти 5,5 млн. поляков, находящихся за границей, должна быть предоставлена возможность вернуться (в первую очередь для участия в выборах). Весьма характерным было заявление вице-министра промышленности Цишевского о том, что польское правительство хотело бы до мирной конференции избавиться от проживающих на возвращенных землях 2 млн. немцев "любыми способами, даже если эту территорию придется превратить в пустыню". Бесчинства польских властей и населения по отношению к немцам даже приводили к конфликтам советских военнослужащих с поляками. Бирнс, выступая в сентябре 1946 г. на съезде берлинской социал-демократии (в американском секторе), отметил под аплодисменты зала, что Красная Армия "энергично противодействовала" грабежам выселяемых немцев ³⁸ .

Несколько иная, хотя и не менее тяжелая, обстановка наблюдалась в советской части Восточной Пруссии. Обстоятельства Восточнопрусской операции и взятия Кенигсберга создали трагические условия для гражданского населения. 1-й Прибалтийский фронт 22 февраля 1945 г. сообщал в Генштаб, что Кенигсберг почти полностью блокирован, кроме одной дороги на Бранденбург. В городе, за исключением немецкого гарнизона, находилось около 1 млн. местного и эвакуированного населения. В неделю на человека выдавалось 300 гр. хлеба и 200 гр. мяса или его заменителей, но в феврале и это снабжение прекратилось. Смертность была высокой, нарастала угроза тифозной эпидемии, зима выдалась экстремально холодной. Гестапо и СС ежедневно расстреливали сотни жителей за грабежи складов и требования прекратить сопротивление или выпустить население на территорию, занятую Красной Армией. Отступая, гитлеровцы разграбили город и уничтожили все складские запасы продовольствия. Штаб 3-го Белорусского фронта 13 апреля 1945 г. сообщал, что после авиационной и артиллерийской бомбардировки Кенигсберг превращен в груду развалин. Вырвавшееся во время боев из города население массами гибло на линии огня, от бомбардировок колонн беженцев и торпедирования морских транспортов. Известный югославский политик и публицист М. Джилас писал позже, что советские танковые подразделения, проходя по Восточной Пруссии, регулярно обстреливали всех немецких гражданских беженцев, а Сталин, якобы, оценил это как проявление инициативы. Заняв Кенигсберг, три полка НКВД перекрыли все дороги вокруг города, чтобы оставшееся население не проникло на территорию, занятую Красной Армией. Однако сдержать массовое бегство было трудно. Ему способствовал и так называемый "синдром Неммерсдорфа" - восточнопрусского поселка, чье гражданское немецкое население подверглось уничтожению после его захвата советскими войсками ³⁹ .

После завершения военной операции было сформировано 36 фронтовых комендатур (7 апреля - в Кенигсберге) для нормализации жизни 139 тыс. местного населения. 10 мая при комендатуре Кенигсберга было создано

стр. 41

Временное управление по гражданским делам с задачами учета и регистрации, расселения и контроля за немецким населением. Красная Армия приняла активное участие в восстановлении края. В Особом военном округе (образован 9 июля 1945 г.) было создано управление военно-строительных работ для ремонта жилья и коммунального хозяйства, восстановления заводов и фабрик (40% их оказались уничтоженными до основания). Армия была привлечена и в сельское хозяйство, так как пригодными для использования были лишь около половины сельхозугодий. Было создано 18 подсобных хозяйств (военных совхозов). К осени 1945 г. первоначально установленный для немецких граждан жесткий режим был ослаблен. Они получили право свободного передвижения и общения с советскими людьми, включая военнослужащих, допускались к работе в учреждениях и воинских частях. Устранялась охрана в местах их проживания. Из немецких активистов стала назначаться местная администрация и сельские старосты. С 15 февраля 1946 г. немцам предоставлялось право свободного трудоустройства, причем при равной с русскими оплате, каждой немецкой семье выделялось 0,15 га для огорода. Летом 1945 г. решалась судьба и специфической категории населения Восточной Пруссии, сформировавшей первый миграционный поток - советских граждан-репатриантов. (Он был сопоставим по численности со вторым и третьим потоками - выселением немцев и завозом по оргнабору советского населения). Отдел проверочно- фильтрационных лагерей НКВД СССР (отдел "Ф") подготовил справку о ходе репатриации, к которой прилагалась таблица с итоговыми данными. В ней, наряду с зонами ответственности групп войск (бывших фронтов), отдельной строкой была выделена Восточная Пруссия. Отсюда, по состоянию на 31 июля 1945 г., поступило в лагеря и пункты репатриации 165,8 тыс. советских граждан. Из их числа 99,1 тыс. человек были направлены в запасные воинские части, 34,7 тыс. человек - отправлены в СССР, 2,4 тыс. человек - арестованы. Об остальных почти 30 тыс. человек сведений в документе не имеется ⁴⁰ .

Снабжение немецкого населения было организовано совершенно неудовлетворительно. Для работающих на предприятиях центрального подчинения продовольственные карточки отоваривались на 50% и ниже. Работники же местных и коммунальных предприятий весной 1946 г. не обеспечивались карточками вообще. В трагическом положении оказалось неработающее население. Оно, как доносил нарком внутренних дел С. Н. Круглов Сталину и Молотову в мае, снабжалось военными комендатурами нерегулярно, в пределах 200 гр. хлеба в день на человека, которые разрешалось купить за наличные деньги. На почве недоедания резко увеличилась смертность, росла преступность, имелись случаи людоедства ⁴¹ . В марте 1946 г. началось переселение немцев из городов в военные совхозы. Однако кампания проводилась в спешке, переселяемым запрещалось брать из старых квартир какое-либо имущество, жилье для них не готовилось. Катастрофической была санитарно-эпидемиологическая обстановка (эпидемия брюшного тифа). Несмотря на усилия по расширению лечебной сети, по некоторым данным за полгода от дистрофии, тифа и кишечных заболеваний умерло до 30 тыс. человек.

Уже с образованием Особого военного округа политика изоляции местного населения сменилась политикой идеологических контактов с ним. В феврале 1946 г. в Кенигсберге открылся городской немецкий клуб и его районные отделения. Началось радиовещание на немецком языке, издание газеты "Neue Zeit". Военные комендатуры взяли на себя заботу о беспризорных. С октября 1946 г. открывались начальные и семилетние школы с обучением "по программе нерусских советских школ на родном языке". Однако работать они начали только со следующего лета. В январе 1947 г. МВД СССР разрешило немцам Калининградской области уезжать к родственникам в советскую зону оккупации Германии. Круглов доносил Молотову 30 мая, что в области проживало 110,1 тыс. немцев. Из них мужчин - 31,1 тыс., женщин - 42,8 тыс., детей до 16 лет - 36,2 тыс. человек. Работали всего 36,6 тыс.

стр. 42

человек, безработные снабжения не получали. В этом документе Круглое сформулировал казуистическое обоснование выселения немцев: "наличие немецкого населения в области разлагающе действует на неустойчивую часть, как гражданского населения, так и военнослужащих, способствует возникновению нежелательных связей и отрицательно влияет на освоение новой советской области". Учитывая эти обстоятельства, МВД предложило провести организованное переселение немцев ⁴² .

11 октября 1947 г. и 15 февраля 1948 г. были приняты два постановления Совета Министров СССР под одним названием "О переселении немцев из Калининградской области РСФСР в Советскую зону оккупации Германии". Была издана специальная инструкция с подробным планом действий. В первую очередь переселение касалось проживавших в г. Балтийске и на побережье Балтийского моря. Из других районов вывозили прежде всего нетрудоспособных, а также немецких детей из детдомов. Немцев, подлежавших переселению, предупреждали об этом не позднее, чем за сутки. Сроки были жесткие, но население было внутренне подготовлено к неизбежному изгнанию и не испытывало затруднений со сборами, тем более, что каждая семья могла взять 300 кг имущества и получала 15-дневный продовольственный паек на время переезда. Основной поток депортации немцев из советской зоны пришелся на апрель 1947 - октябрь 1948 года. Круглое сообщал Сталину, Молотову и Берии 30 ноября 1948 г. о выполнении двух упомянутых постановлений и переселении 102,1 тыс. человек немецкого населения, среди которых было только 17,5 тыс. мужчин и 33,6 тыс. детей. Из литовской части Восточной Пруссии выехало лишь 1,7 тыс. человек ⁴³

Параллельно началось заселение освобождающихся земель. Встала и задача освоения немецкой собственности. В дискуссии по германскому вопросу на 40- м заседании II сессии СМИД в Париже, Бирнс упомянул 11 июля 1946 г., что стоимость этой собственности определялась приблизительно в 2,5 млрд. долларов ⁴⁴ . На основании постановления Совета Министров СССР от 9 июля 1946 г. в область переселилось свыше 12 тыс. семей из центральных областей, автономных республик России и Белорусской ССР. На примере 2562 семей из Белоруссии, насчитывавших 12130 человек, хорошо видна тенденция славянизации области, проявившаяся в национальном составе переселенцев: 95% из них составляли белорусы и 4% - русские и украинцы. Аналогичные решения о переселении принимались и позже - 21 июля 1947 и 21 августа 1950 года. В результате задача заселения области к концу 1950 г. была в основном решена, численность населения превысила 400 тыс. человек и его дальнейший рост шел за счет естественного воспроизводства. 7 апреля 1946 г. был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР об образовании Кенигсбергской области и включении ее в состав РСФСР, а 4 июля она была переименована в Калининградскую. На первом же заседании IV (Московской) сессии СМИД, при общем согласии и без обсуждения, 10 марта 1947 г. было утверждено постановление Союзного Контрольного Совета по Германии о ликвидации Прусского государства. Этот акт формально завершил прежние союзнические решения и фактически состоявшееся на их основе присоединение Западной Пруссии к Польше в виде ее Поморья и раздел Восточной Пруссии между СССР и Польшей ⁴⁵ .

Примечания

1. Восточная Европа между Гитлером и Сталиным. 1939 - 1941 гг. М. 1999, с. 180 - 181; Документы внешней политики (ДВП). 1939. Т. ХХИ: В 2 кн. Кн. 2: Сентябрь-декабрь. М. 1992, док. 640, с. 134 - 135; док. 643, с. 136; примеч. 225, с. 605 - 606.

2. ДВП. Т. XXII. Кн. 2, примеч. 226, с. 606 - 613.

3. Полпреды сообщают... Сборник документов об отношениях СССР с Латвией, Литвой и Эстонией. Август 1939 г. - август 1940 г. М. 1990, док. 317, с. 465; док. 325, с. 471 - 472; док. 353, с. 500; док. 356, с. 502 - 504; Оглашению подлежит. СССР - Германия. 1939 - 1941.

стр. 43

Документы и материалы. М. 1991, док. 148, с. 297 - 298; ДВП. Т. XXIII: В 2 кн. Кн. 2 (1): 1 ноября 1940 - 1 марта 1941. М. 1998, док. 632, с. 282; док. 640, с. 302 - 303; Кн. 2 (2): 2 марта 1941 - 22 июня 1941. М. 1998, док. 710, с. 458; док. 721, с. 478 - 479; примеч. 210, 212, с. 820.

4. Знешняя палiтыка Беларуси Зборнiк дакументау i матэрыялау: У 8 т. Т. 3: (1928 г. - чэрвень 1941 г.). Мшск. 2001, дак. 97, с. 177; дак. 122, с. 215; дак. 124, с. 217 - 218; ДВП. Т. XXII. Кн. 2, док. 609, с. 104 - 106; док. 672, с. 173 - 174; Коминтерн и вторая мировая война: Сборник документов: В 2 ч. Ч. 1: до 22 июня 1941 г. М. 1994, док. 79, примеч. 1, с. 310 - 319.

5. Год кризиса, 1938 - 1939: Документы и материалы: В 2 т. Т. 2: 2 июня - 4 сентября 1939 г. М. 1990, док. 527, с. 168 - 174; Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне (Органы госбезопасности СССР). Сборник документов: В 6 т. Т. I: Накануне. Кн. 1: (ноябрь 1938 г. - декабрь 1940 г.). М. 1995, док. 90, с. 191; док. 111, с. 229 - 230; док. 119, с. 242 - 243; док. 123, с. 246 - 247; док. 134, с. 278 - 279; Кн. 2: (1 января - 21 июня 1941 г.). М. 1995, док. 146, с. 19 - 20; ДВП. 1940 - 22 июня 1941. Т. XXIII: В 2 кн. Кн. 1: Январь-октябрь 1940. М. 1995, док. 191, с. 326.

6. Преступные цели гитлеровской Германии в войне против Советского Союза. Документы и материалы. М. 1987, док. 8, с. 29 - 31; Органы госбезопасности СССР. Т. I. Кн. I, док. 128, с. 253, 255, 258; док. 6 (трофейный), с. 335, 337; Кн. 2, док. 164, с. 51 - 52.

7. ДВП. Т. XXII. Кн. 2, док. 905, с. 490; Т. XXIII. Кн. 1, док. 131, с. 240; Коминтерн и вторая мировая война. Ч. 1, док. 39, с. 194.

8. TERRY S. M. Poland's Place in Europe: General Sikorski and the Origins of the Oder-Neisse Line. Prinston. 1983, p. 151; BELZYT L. Miedzy Polska, i Niemcami. Weryfikacja narodowosciowa i jej nastepstwa na Warmii, Mazurach i Pomislu w latach 1945 - 1960. Torun. 1996, S. 39; ДВП. Т. XXII. Кн. 2, док. 695, с. 196.

9. Документы и материалы по истории советско-польских отношений (ДМИСПО): В 12 т. Т. VII: (1939 - 1943). М. 1973, док. 127, с. 198 - 199; док. 133, с. 208; док. 170, с. 258 - 261; ДВП. 22 июня 1941 - 1 января 1942. Т. XXIV. М. 2000, док. 307, с. 465 - 475; док. 310, с. 479; Documents on Polish-Soviet Relations. 1939 - 1945. Vol. 1 - 2. Vol. I: 1939 - 1943. Lnd. 1961, doc. 278, p. 457 - 458.

10. Советско-английские отношения во время Великой Отечественной войны, 1941 - 1945: Документы и материалы: В 2 т. Т. 1: 1941 - 1943. М. 1983, док. 46, с. 128 - 130; ДВП. Т. XXIV, док. 328, с. 502 - 503, 506; СССР и германский вопрос: Документы из Архива внешней политики Российской Федерации (АВПРФ). Т. I, док. 13, с. 137 - 138; док. 15, с. 141 - 142; док. 18, с. 146 - 147; Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б). Повестки дня заседаний. 1919 - 1952: Каталог: В 3 т. Т. III: 1940 - 1952. М. 2001, с. 241.

11. АВПРФ, ф. 122, оп. 29, п. 86, д. 6, л. 12; SLUSARCZYK J. Obszar i granice Polski (od X do XX wieku). Torun. 1995, S. 138 - 139; СССР и германский вопрос: Документы из АВПРФ. Т. I, док. 63, с. 294 - 295.

12. Советско-американские отношения во время Великой Отечественной войны, 1941 - 1945: Документы и материалы: В 2 т. Т. 1: 1941 - 1943. М. 1984, док. 181, с. 299 - 300, примеч. 46, с. 489; Ceskoslovensko-sovetske vztahy v diplomatickych jedrianich. 1939 - 1945: Dokumenty: Dil 1 a 2. Dil 1: (bferen 1939 - Cerven 1943). Praha. 1998, dok. ?. 249, S. 493.

13. Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б). Повестки дня заседаний. Т. III, с. 316; СССР и германский вопрос: Документы из АВПРФ. Т. I, док. 52, с. 232 - 234; док. 54, с. 236 - 237; док. 55, с. 241, 243 - 244.

14. СССР и германский вопрос: Документы из АВПРФ. Т. I, док. 58, с. 253; док. 59, с. 266 - 267; док. 63, с. 292 - 293, 295.

15. DOBRZYCKI W. Granica zachodnia w polityce polskiej 1944 - 1947. Warszawa. 1974, S. 23.

16. Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны: В 6 т. Т. 2: Тегеранская конференция руководителей трех союзных держав (28 ноября - 1 декабря 1943 г.). Сборник документов. М. 1984, док. 59, с. 126 - 127; док. 62, с. 150; док. 66, с. 147 - 148, 150, 156 - 157.

17. Советский фактор в Восточной Европе. 1944 - 1953 гг.: В 2 т. Документы. Т. 1: 1944 - 1948 гг. М. 1999, док. 1, с. 23 - 24, 29 - 30, 41.

18. Documents on Polish-Soviet Relations. 1939 - 1945. Vol. II: 1943 - 1945. Lnd. 1961, doc. 95, p. 164; Переписка Председателя Совета Министров СССР с президентами США и премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны (Переписка). В 2 т. Т. 1. М. 1986, док. 236, с.229; ДМИСПО. Т. VIII: (январь 1944 - декабрь 1945). М. 1974, док. 17, примеч. 1, с.47.

19. СССР и германский вопрос: Документы из АВПРФ. Т. I, док. 85, с. 396; док. 89, с. 417; док. 91, с. 439 - 440.

20. Трансильванский вопрос. Венгеро-румынский территориальный спор и СССР. 1940 - 1946 гг.: Документы российских архивов. М. 2000, док. 55, с. 237; док. 56, с. 239, 241 - 244.

21. СССР и германский вопрос: Документы из АВПРФ. Т. I, док. 91, с. 435, 439 - 440; док. 92, с. 452 - 453.

стр. 44

22. Русский архив: Великая Отечественная. Т. 4 (5): Битва за Берлин (Красная Армия в поверженной Германии): Документы и материалы. М. 1995, док. 206, с. 314 - 316; СССР и германский вопрос: Документы из АВПРФ. Т. I, док. 96, с. 459 - 460; док. 104, с. 483 - 484; док. 130, с. 559 - 560.

23. Historia dyplomacji polskiej (potowa X-XX w.). T. I-V. T. V: 1939 - 1945. Warszawa. 1999, S. 509, 513; ДМИСПО. T. VIII, док. 51, с. 113 - 114; Documents on Polish-Soviet Relations. Vol. II, doc. 141, p. 251; doc. 143, p. 259.

24. ДМИСПО. Т. VIII, док. 76, с. 156; MARCZAK Т. Granica zachodnia w polskiej polityce zagranicznej w latach 1944 - 1945. Wroclaw. 1995, S. 43; Русский архив: Великая Отечественная. Т. 14 (3 - 1): СССР и Польша: 1941 - 1945. К истории военного союза: Документы и материалы. М. 1994, гл. IV, док. 8, с. 333.

25. Национальный архив Республики Беларусь (НАРБ), ф. 907, оп. 1, д. 2, л. 7, 35 - 36, 46 - 49, 56 - 57, 66 - 68, 71 - 72 (В монографии, изданной четверть века спустя, приведенных данных уже не имелось. См.: ГРИНБЛАТ М. Я. Белорусы: Очерки происхождения и этнической истории. Минск. 1968); Нацыянальны атлас Беларусь Мшск. 2002, с. 275; MIRONOWICZ Е. Polityka narodowosciowa PRL. Biatystok. 2000, S. 40.

26. Русский архив: Великая Отечественная. Красная армия в странах Центральной, Северной Европы и на Балканах: 1944 - 1945: Документы и материалы. Т. 14 - 3 (2). М. 2000, раздел "Польша", док. 30, с. 426 - 427; Documents on Polish-Soviet Relations. Vol. II, doc. 180, p. 316; SLUSARCZYK J. Op. cit., S. 140; Zrzeszenie "Wolnos'c i Niezawistos'c" w dokumentach. T. 1 - 4. T. I: wrzesieri 1945 - czerwiec 1946. Wroclaw. 1997, dok. 4, S. 37 - 38; dok. 5, S. 39.

27. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 9401, оп. 2, д. 92, л. 264; Советско-английские отношения во время Великой Отечественной войны, 1941 - 1945: Документы и материалы. Т. 2: 1944 - 1945. М. 1983, док. 150, с. 207; Переписка. Т. 1, док. 362, с. 324.

28. ДМИСПО. Т. VIII, док. 178, с. 319 - 320; Советско-французские отношения во время Великой Отечественной войны, 1941 - 1945: Документы и материалы: В 2 т. Т. 2: 1944 - 1945. М. 1983, док. 88, с. 166.

29. Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны. Т. 4: Крымская конференция руководителей трех союзных держав (4 - 11 февраля 1945 г.). Сборник документов. М. 1978, док. 8, с. 99 - 100; док. 13, с. 150, 158 - 159; док. 25, с. 270.

30. Русский архив: Великая Отечественная. Т. 14 (3 - 1): СССР и Польша: 1941 - 1945. К истории военного союза: Документы и материалы, гл. IV, док. 55, с. 409.

31. Русский архив: Великая Отечественная. Т. 4 (5): Битва за Берлин, док. 263, с. 408; док. 267, с. 419 - 420; док. 275, с. 441; СССР и германский вопрос. Документы из АВПРФ. Т. II: 9 мая 1945 г. - 3 октября 1946 г. М. 2000, док. 5, с. 145; За антифашистскую демократическую Германию. Сборник документов. М. 1969, док. 16, с. 65 - 67.

32. Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны. Т. 6: Берлинская конференция руководителей трех союзных держав (17 июля - 2 августа 1945 г.). Сборник документов. М. 1980, док. 159, с. 491 - 492, 494, 497.

33. KOWALSKI W. JaJta i Poczdam. Warszawa. 1970, S. 85 - 86; МИЛЯКОВА Л. Б. План Маршалла и Польша: участие в плане без формального участия. - Славяноведение, 1998, N 5, с. 55 - 56; DOBRZYCKI W. Op. cit., S. 50; ДМИСПО. Т. VIII, док. 314, с. 541 - 542; ГАРФ, ф. 9401, оп. 2, д. 99, л. 351 - 352; СССР и германский вопрос: Документы из АВПРФ. Т. I, док. 106, с. 454.

34. АВПРФ, ф. 0431/1, оп. 1, п. 1, д. 5, л. 58об. -59об.; СССР и германский вопрос: Документы из АВПРФ. Т. II, док. 101, с. 440 - 441; док. 152, с. 652 - 654; док. 160, с. 694; док. 161, с. 696 - 697; док. 162, с. 698; примеч. 418, с. 817 - 818; СССР-Польша. Механизмы подчинения. 1944 - 1949. Сборник документов. М. 1995, док. 36, с. 167

35. N1TSCHKE В. Wysiedlenie ludnosci niemieckiej z Polski w latach 1945 - 1949. Zielona G6ra. 1999, S. 40; МИЛЯКОВА Л. Б. Ук. соч., с. 55 - 56; Historia dyplomacji polskiej (potowa X-XX w.). T. V, S. 508.

36. Warmia i Mazury w PRL. Wybor dokumentow. Rok 1945. Olsztyn. 1994, dok. 3, S. 5; Niemcy w Polsce 1945 - 1950. Wybor dokumentow. T. 1-IV. T. I: Wtedze i instytucje centralne. Wojew6dztwo olsztynskie. Warszawa. 2000, dok. 42, S. 149; dok. 81, S. 186; BELZYT L. Op. cit., S. 48; ГАРФ, ф. 9401, on. 2, д. 96, л. 254 - 255.

37. MATELSKI D. Niemcy w Polsce w XX wieku. Warszawa; Poznan. 1999, S. 255; SAKSON A. Stosunki narodowos'ciowe na Warmii i Mazurach 1945 - 1947. Poznan. 1998, S. 63; ДМИСПО. Т. VIII, док. 295, с. 479 - 488; BELZYT L. Op. cit., S. 48; Niemcy w Polsce 1945 - 1950. Wybor dokumentow. T. I, dok. 247, S. 435; dok. 258, S. 448; dok. 260, S. 450 - 451; dok. 284, S. 480.

38. Восточная Европа в документах российских архивов. 1944 - 1953 гг.: В 2 т. Т. 1: 1944 - 1948 гг. М.; Новосибирск. 1997, док. 93, с. 260 - 262; СВАГ. Управление пропаганды (информации) и С. И. Тюльпанов. 1945 - 1949. Сборник документов. М. 1994, док. 17, с. 67.

стр. 45

39. ГАРФ, ф. 9401, on. 2, д. 93, л. 4 - 5; д. 95, л. 39 - 40; ДЖИЛАС М. Беседы со Сталиным. М. 2002, с. 128; PODLASEK M. Wypedzenie Niemcow z terenow na wschod od Odry i Nysy-Luzyckiej. Relacje swiadk6w. Warszawa. 1995, S. 104.

40. Российский государственный архив новейшей истории, ф. 89, перечень 40, док. 2, л. 1 - 2, 5; Восточная Пруссия. С древнейших времен до конца второй мировой войны: Исторические очерки. Документы. Материалы (Восточная Пруссия). Калининград. 1996, с. 440, 449 - 452, 456 - 457, 461 - 462.

41. ГАРФ, ф. 9401, оп. 2, д. 136, л. 185 - 186.

42. Восточная Пруссия, с. 462 - 472; ГАРФ, ф. 9401, оп. 2, д. 172, л. 44, 303 - 304.

43. ГАРФ, ф. 9401, оп. 2, д. 201, л. 239; Восточная Пруссия, с. 473 - 474.

44. АВПРФ, ф. 0431/II, оп. 2, п. 1, д. 3, л. 201.

45. Самая западная: Сборник документов и материалов о становлении и развитии Калининградской области. 1946 - 1952: В 4 вып. Вып. 1. Калининград. 1980, док. 1 - 2, с. 17; док. 19, с. 30; док. 25, с. 40; док. 35, с. 50; АВПРФ, ф. 0431/IV, оп. 4, п. 1, д. 1, л. 12 - 13.

стр. 46