Тайны Янтарной комнаты*

В.В. Цаплин

зложенные Штайном, Стороженко, мною и спецгруппой Штази возможные версии движения и укрытия янтарного движения накануне падения Кенигсберга могли бы конкретизировать Э. Кох, Рингель-Вист, А. Роде и его начальник Фризен. Кох оказался в польской тюрьме и до 1967 г. отрицал свою причастность к укрытию награбленных ценностей. Второй перебрался на территорию Западной Германии и умер в 1947 г., т.е. за два года до начала работы первой советской правительственной комиссии, нацеленной, в основном, на поиск Янтарной комнаты. О Фризене и Роде в «Обсервер» сообщалось следующее: «Никто не видел Фризена и не слышал о нем после 5 апреля, т.е., того дня, когда он беседовал с солдатами в подвале замка. После 5 апреля Роде также на время исчез, но вернулся, как только русские овладели Кенигсбергом. Он помог русским в поисках картин, вывезенных из музеев Харькова и Киева. В то время советские эксперты мало знали о судьбе Янтарной комнаты, а сам Роде не сообщил о ней каких-либо сведений. Несколько месяцев подряд он возвращал награбленное с той же тщательной скрупулезностью, с какой принимал его. В то же время, как рассказал один из его помощников, "всякий раз, отправляясь в замок, он проявлял нервозность, оглядывался, словно опасаясь, что за ним следят. Говорил он тихо, как будто боялся, что его подслушивают"».

Я не собираюсь отрицать положительной роли участия А. Роде в работе советской поисковой группы, но все же нельзя не отметить ощущения некоторого преувеличения его вклада в эту работу. Основная часть картин (а может быть, и весь их комплекс), как уже отмечалось, погибла при пожаре в замке Вильденхоф, а тщательная скрупулезность возвращения награбленного как-то не совмещается с дневниковыми записями А.Я. Брюсова. А. Роде вряд ли мог стремиться рассказать советским специалистам о месте укрытия Янтарной комнаты.

Группе А.Я. Брюсова в Королевском замке удалось обнаружить некоторое количество документов, подтверждающих подготовку к эвакуации произведений искусства, в том числе и Янтарной комнаты, а также об участии в этой работе А. Роде¹. Естественно, что он был вынужден отвечать на вопросы, где же эти ценности укрыты. Есть сведения, что А. Роде даже показывал А.Я. Брюсову бункер, в котором якобы спрятана Янтарная комната. В.Г. Бирюков отмечает: «От Кролевского знаю, что Брюсов такой факт подтвердил, но, правда, не смог указать место ...»². Это подтверждение было сделано в 1949 г., а беседа
с Кролевским состоялась лет через 30. Оба они (и Брюсов, и Кролевский) могли и забыть, и перепутать.

Речь может идти о бункере, о котором А.Я. Брюсов писал в своем отклике на публикации В. Дмитриева (Кролевского) и В. Ершова. В пересказе В.Г. Бирюкова это выглядит следующим образом. А.Я. Брюсова заинтересовал бункер, в котором, по свидетельству обнаруженного им документа, находились ценности культуры, к укрытию которых имел отношение А. Роде. Профессор потребовал от Роде, чтобы тот показал место, где находится этот бункер. Роде был вынужден подчиниться и на следующий день «привел группу русских искусствоведов к ... подвалу, находившемуся на бывшей улице Штайндамм, который был достаточно глубок и представлял собой прекрасно оборудованное бомбоубежище, где действительно прежде хранились музейные ценности, судя по разбросанным на полу картинам, скульптурам и проч. Но, по предположению Брюсова, здесь уже побывали люди и вынесли отсюда все ценное»³. Версия привлекает, но ее слабым местом является то, что А.Я. Брюсов пишет о бункере, в котором были укрыты культурные ценности, не выделяя среди них Янтарной комнаты. Очевидно, в найденном им документе она не упоминается и в данном бункере не хранилась.

Но пора вернуться к прерванному повествованию в «Обсервер».

14 декабря Роде допоздна работал в замке. У человека, бывшего в тот день рядом с Роде, «создалось впечатление, что он хотел что-то сказать». Этот человек помнит, что ранее в разговоре с ним Роде упоминал о бункере близ Штайндамштрассе, однако что там находится, он тогда не сказал. Возможно, в этот вечер Роде хотелось вернуться к более предметному разговору о бункере. На следующий день он не явился на работу, а 16 декабря стало известно о смерти супругов Роде. «По словам соседей, они видели, как из квартиры Роде вынесли два гроба. Было представлено подписанное доктором Паулем Эрдманом свидетельство, удостоверяющее, что д-р и фрау Роде умерли от острой вирусной дизентерии. Никто после этого не разыскивал доктора Эрдмана». Могила, в которой якобы захоронили супругов Роде, по указанию помощника коменданта города и по рекомендации санитарной службы, обеспокоенной угрозой эпидемии, была вскрыта. Гробы в могиле оказались пустыми⁴.

По другому рассказывает о последнем периоде жизни А. Ро­де в Кенигсберге С. Турченко. Напомню, что он называл А. Роде автором лживой версии о гибели Янтарной комнаты во время бомбардировок Кенигсберга в конце августа 1944 г., в которую якобы поверил А.Я. Брюсов. Аналогичного мнения придерживается и В.Г. Бирюков⁵. Когда и как А. Роде сумел убедить в этом руководителя поисковой группы, неизвестно. Данных, заслуживающих внимания ни С. Турченко, ни В.Г. Бирю­ков не приводят. В дневнике А.Я. Брюсова имеется запись, сделанная в первой половине июня 1945 г., которая скорее опровергает, чем подтверждает подобную возможность. В этой записи профессор дает следующую характеристику А. Роде: «Старик на вид, с трясущейся правой рукой, одет неряшливо (нарочито?). Искусствовед. Имеет ряд научных трудов. Алкоголик. Доверия не внушает. Мне сдается, что он знает больше, чем говорит, а когда говорит, то нередко лжет. Если на него не смотреть, но следить издали или исподтишка, то его рука перестает дрожать. Уверяет, что лучшие коллекции были эвакуированы, но не знает куда...»⁶.

С. Турченко рассказывает без отсылки к источнику буквально детективную историю, связанную, по его мнению, со стремлением А. Роде уничтожить документальные свидетельства судьбы культурных ценностей (и, конечно же, Янтарной комнаты), собранных нацистами в Кенигсберге. Я приведу этот рассказ без сокращений. «В одну из августовских ночей Брюсову (а он страдал бессонницей) не спалось. Он разбудил двух своих помощников, и они отправились к замку. В одном из его окон заметили блики огня и дыма. Войдя в помещение, увидели Роде. В стене был вскрыт замурованный сейф, "алкоголик" вытаскивал оттуда папки с документами и бросал в костер. Роде арестовали и отправили в комендатуру вместе с документами, которые еще не успели сгореть. Кстати, он вскоре таинственно исчез. Его поисками занялся следственный отдел "Смерша". В единственной в ту пору в Кенигсберге больнице, лечившей немцев, была обнаружена запись о том, что Альфред Роде и его супруга Эльза Роде были доставлены сюда тремя неизвестными с диагнозом кровавая дизентерия и на следующий день оба скончались. Нашлась и запись о месте захоронения на кладбище Луизы (трупы, якобы, забрали те же трое неизвестных). Так как в исчезновении супругов Роде было много противоречивых моментов, следователи "Смерша" получили разрешение на вскрытие могилы. Она оказалась пуста …»⁷

Несмотря на единое мнение С. Турченко и В.Г. Бирюкова
в том, что касается общей оценки роли А. Роде в создании мифа о гибели Янтарной комнаты, его стремлении увести поисковиков в сторону от действительного укрытия шедевра, они иногда придерживаются различных точек зрения в отношении серьезных эпизодов, относящихся к работе немецкого специалиста. Так, Бирюков отрицает историю о том, как А.Я. Брюсов ночью застал А. Роде за сжиганием документов. Вот как, скорее всего об этом эпизоде, рассказывает сам профессор: «Уже к концу нашего пребывания в Кенигсберге, обшаривая последние закутки замка, я набрел в юго-восточной части двора на небольшое помещение в частично сохранившейся башне. Роясь здесь в пепле от пожара, я нашел ряд документов, на которых стояла подпись Роде. Тщательно собрав их, я пошел в одну из зал Орденского помещения, где А. Роде, его жена ... сидели за работой по составлению описей находимых нами при раскопках вещей. Разобрав за столом найденные мною документы, я обнаружил, что часть из них представляет собою копии переписки музея с различными учреждениями, а часть – личную переписку А. Роде. Но интереснее всего то, что некоторые документы относились к предполагавшейся эвакуации Янтарной комнаты»⁸.

Детективный рассказ о сжигании бумаг непосредственно А. Роде С. Турченко заимствовал из очерка и повести В. Дмит­риева (Кролевского) и В. Ершова, а рассказ А.Я. Брюсова содержится в его отклике на эти публикации, который оказался в распоряжении Е.Е. Стороженко⁹.

Итак, мы имеем несколько версий о работе А. Роде после штурма Кенигсберга. По мнению «Обсервер», он к советским властям был достаточно лоялен и даже помогал осуществлять розыск культурных ценностей. По версии С. Турченко и В.Г. Бирюкова – это был лживый нацист, стремящийся всеми возможными средствами затруднить поиск, увести его в сторону. Она своими корнями уходит в оценки А. Роде, которые давал ему А.Я. Брюсов.

Версия «Обсервер» мне кажется более привлекательной, так как в ней отсутствуют элементы детективного авантюризма, и А. Роде выглядит скорее обыкновенным человеком, а не нацистским преступником. Я не стану утверждать, что А. Роде вообще не помышлял о дезинформации советских специалистов. Но в то же время я бы не преувеличивал и его роль, как мистификатора, так как он наверняка знал, что за ложные показания последует жестокое наказание.

Связь между А. Роде и Янтарной комнатой имела ключевое значение для организации ее розыска. Поэтому я еще раз остановлюсь на обстоятельствах его смерти. По версиям С. Турчен­ко и Г. Штайна А. Роде умер в Кенигсберге в августе 1945 г.¹⁰ Тот же Г. Штайн полагал, что «Роде погиб накануне того дня, когда он и его жена решили рассказать советским властям все, что знали о судьбе Янтарной комнаты», что его смерть необоснованно считалась самоубийством¹¹. По мнению «Обсервер» и некоторых журналистов, Роде погибает в декабре. Наиболее осторожные из них даты смерти не называют. Так, С. Вторушин в статье, опубликованной в январе 1988 г., отмечал: «Роде остался в разрушенном Кенигсберге и некоторое время работал в штате советской администрации, где получал зарплату и продовольственный паек. Но вскоре он и его жена погибли при весьма загадочных обстоятельствах. Утром он не вышел на работу, а когда советские сотрудники пришли к нему домой, Роде и его жена лежали на полу мертвыми»¹². Не упоминает о дате смерти Роде и Брюсов.

Как мы видим, разные авторы сообщают не совпадающие сведения о дате смерти А. Роде и обстоятельствах, связанных с посмертными событиями.

Трудно объяснить, почему куратор-хранитель произведений искусства Фризен и директор музея изящных искусств Роде остались в Кенигсберге.

Я не первый задаю подобный вопрос и пытаюсь дать на него ответ. Он возникал, очевидно, у всех, кто занимался проблемой Янтарной комнаты. Приведу для примера высказывание А.А. Кедринского, одного из руководителей работ по ее воссозданию: «Для меня многие годы остается загадкой: почему крупнейший специалист по янтарю Альфред Роде не уехал из павшей столицы Восточной Пруссии? Что удерживало? Ответственность за коллекцию? Любовь к янтарю? Или какое-то специальное поручение капитулировавших, но еще надеявшихся на возврат к фашизму его бывших земляков?»¹³. На поведение людей влияет слишком много обстоятельств, отчего их поступки зачастую не поддаются логическому объяснению. Вспомним директора картинной галереи П.А. Кульженко, которая сопровождала культурные ценности киевских музеев при их вывозе в Восточную Пруссию. Вместе с ними она осталась в замке Вильденхоф, а не пыталась скрыться в Германии, или затеряться среди перемещенных лиц в Пруссии. П.А. Кульженко, конечно, догадывалась, что с приходом Красной армии ее, по меньшей мере, ожидает тюрьма или лагерь, а все же не рассталась с художественными ценностями украинских музеев. Что касается Роде, то, возможно, он исчез из Кенигсберга, когда отпала необходимость его пребывания в этом городе. Такая ситуация наиболее вероятна в двух случаях: Роде и его нацистские хозяева убедились, что советским специалистам комнаты не найти (она надежно укрыта) или что комнату после падения Кенигсберга нацистам удается переправить на Запад (это, на мой взгляд, более вероятно). Последнее обстоятельство, возможно, является одной из причин того, что поисковые работы в Кенигсберге и его окрестностях оказались безрезультатными.

*  *  *

Противоречивость сведений о судьбе Янтарной комнаты объясняется наличием двух основных мест ее возможного укрытия и поиска: Германия, и Кенигсберг с его окрестностями. В обоих направлениях работали как официальные советские организации, так и энтузиасты из СССР, Германии и некоторых других стран. Координация их работы отсутствовала.

Изучая публикации о Янтарной комнате, невольно начинаешь думать, что иногда, особенно в 1945 г., нашими поисковиками допускались трудно объяснимые поступки. Выше отмечалось, что в письме управления культуры Восточной Пруссии к графу Дона сообщалось: «В результате налета английской авиации 30.08.44 значительная часть Кенигсбергского замка уничтожена. Некоторые ценности стоят в нижних помещениях дворца в южном крыле, в том числе и Янтарная комната»¹⁴. А вот что записал в начале июня 1945 г. в своем дневнике А.Я. Брюсов: «Раскопки в замке были начаты до меня ради отыскания Янтарной комнаты. Начали в южном крыле по указанию Роде, утверждавшего, будто здесь стояли упаковочные ящики с этой комнатой. Через день по приезде я обратил внимание, что часть маленького зала, где, по словам Роде, стоит комната, раскопана, а на остальном пространстве она разместиться не может. Указал на это Роде. Тот, немного поспорив, сдался и заявил, что комната стояла в северном крыле, в большом зале, вместе с мебелью Кайзерлинга»¹⁵.

Решение о прекращении раскопок в подвале южной части замка было, по нашему мнению, принято слишком поспешно. Их надо было довести до конца. Подвалы в этом крыле замка, если опираться на свидетельство С. Турченко, были вскрыты лишь в 1969 г., но они «оказались пустыми, лишь в одном обнаружены археологические предметы: монеты, фибулы, привески, костяные изделия, каменные зернотерки и т.д.»¹⁶. Однако у меня нет уверенности, что упомянутое запоздалое вскрытие охватило и тот подвал, на который указывал А. Роде.

Трудно избавиться от подозрения, что незаконченные в 1945 г. раскопки могли быть кем-то завершены.

Я напомню и о довольно неожиданном признании, сделанным А.Я. Брюсовым в 1949 г. о том, что А. Роде показывал ему бункер, в котором якобы была укрыта Янтарная комната¹⁷. Его местонахождение он мог, конечно, забыть. Странно то, что профессор не упоминает об этом в своем дневнике, который усиленно цитируют С. Турченко, В.Г. Бирюков и я вслед за ними. Возможно, что А.Я. Брюсов или не поверил А. Роде, или, в силу каких-то других причин, не уделил полученным сведениям необходимого внимания. Косвенные свидетельства в пользу такого предположения имеются.

Сохранились воспоминания Арсения Максимова, активного участника поиска Янтарной комнаты. В них отмечается, что во время его встречи с А.Я. Брюсовым в 1947 г. тот якобы сказал, что когда его назначили руководителем поиска музейных ценностей в Кенигсберге, то он к этому был совершенно не подготовлен и «не знал, что Роде был именитым специалистом по янтарю, обладателем огромной коллекции янтаря, в которой насчитывались десятки тысяч уникальных экспонатов. Я не знал, что за плечами этого тщедушного немца десяток авторских свидетельств, признанных планетой. Наконец, я поначалу и не предполагал, что Янтарная комната была в Кенигсберге и где-то тщательно спрятана, а сам Роде знал все»¹⁸.

Если эти воспоминания соответствуют действительности, то следует признать, что Комитет по делам культурно-просве­тительных учреждений, направляя А.Я. Брюсова в Кенигсберг, имел весьма смутное представление как о характере предстоящей работы, так и о предметах поиска. Он неизбежно становился стихийным и малорезультативным. Главная ответственность за это ложится не на А.Я. Брюсова, а на его московских руководителей.

Рассказывая о поисковых комиссиях комитетов по делам культурно-просветительных учреждений и по делам искусств, С. Турченко пишет, что в 1945 г. комиссии (группы) не имели ни продуманного плана работы, ни четкого взаимодействия с военной администрацией; ими не использовались возможности встреч и бесед с немцами, имевшими отношение к музейным ценностям. Но все же в это время поисковиками «было собрано больше 1000 музейных экспонатов из серебра, бронзы, фарфора, фаянса, хрусталя и т.д., а также часть картин и мебели из дворцов-музеев пригородов г. Ленинграда ... Все это было упаковано в 25 ящиков ... и подготовлено к отправке в Москву. Еще 35 ящиков предназначалось для будущего местного музея (к сожалению, экспонаты отправлены по назначению не были. Где они – до сих пор неизвестно)»¹⁹. Трудно поверить такому пессимистическому итогу работы, но еще более безрадостные выводы делает Е.Е. Стороженко, изучавшая поисковый опыт своих предшественников, в том числе и за 1945 г. Она отмечает, что при том наплевательском отношении, которое в то время сложилось к ним, «я не исключаю не только германского, чехославацкого или там американского, но и московского следа (культурных ценностей. – В.Ц.) ... много из отправленного Брюсовым может лежать и сегодня в нераспакованном виде в запасниках различных хранилищ, и кто знает, что там находится? А при том, что немало ценностей вывозилось военными в качестве трофеев, можно допустить вообще все, что угодно»²⁰.

Из последующих публикаций это мнение Е.Е. Стороженко наиболее ярко подтверждает калининградский краевед А.П. Ов­сянов. В беседе с корреспондентом «Независимой газеты» Сергеем Волковым Авенир Петрович рассказал, что «экспедиции советских музеев, работавшие здесь (в Калининграде. – В.Ц.) в первые послевоенные годы, брали все подряд ... И нет ничего удивительного в том, что они оказывались в бывших братских советских республиках и, возможно, обитают сейчас в запасниках какого-нибудь ташкентского, бакинского или харьковского музеев ... Имеется документ, что вскоре после взятия Кенигсберга в городе было обнаружено богатейшее собрание "балтийского золота" – янтаря, имеющее мировое значение. Дальнейшая его судьба также неизвестна»²¹.

Елена Евгеньевна Стороженко не исключает даже московского следа Янтарной комнаты. В.Г. Бирюков, которому она изливала свою душу, поверить этому отказывается²². Ориентация на поиск комнаты в России кажется невероятной, но полностью игнорировать мнение специалистов, много лет изучавших проблему укрытия шедевра и осуществлявших его розыск, вряд ли целесообразно. В пользу этой (пусть маловероятной) версии говорит неизвестность судьбы музейных ценностей, обнаруженных группой Брюсова, и отсутствие в знакомых мне публикациях результатов работы в Кенигсберге представителей Комитета по делам искусств в 1945 г. Ответ на эти сомнения находится, возможно, в документах Комитета по делам культурно-прос­ветительских учреждений, Комитета по делам искусств, Комитета государственной безопасности.

Целенаправленный поиск именно Янтарной комнаты гражданскими властями начался лишь в 1946 г. Было проведено «детальное внешнее обследование всех помещений замка, включая подвалы. Особое внимание было уделено северному и южному крылу, где, по словам очевидцев, в разные периоды находилась Янтарная комната. В это же время были проведены поверхност­ные раскопки всех доступных для этого помещений. Положитель­ных результатов в поисках достигнуто не было»²³, если не считать твердого убеждения осуществлявших поиск лиц и организаций, что Янтарное чудо не погибло, что оно сохранилось и его укрытие находится в Кенигсберге или окрестностях города.

Безрезультатно закончились обследования и в 1949 г. Ко­ролевского замка, проводившиеся во время работы второй правительственной комиссии группой под руководством В.Д. Кро­левского. Итоги как этого поиска, так и ранее проведенных работ нашли определенное отражение в публикациях В. Кролев­ского (Дмитриева), В. Ершова, Ю. Иванова, а также в еженедельнике «Обсервер», «За рубежом» и многих ежедневных газетах. Обзор сведений из ряда основных публикаций изложен мною на предыдущих страницах.

Не приблизили к решению проблемы поиска Янтарной комнаты и усилия комиссий и экспедиций, возникших после заявления Э. Коха от 1967 г. (правительственной, Поповой-Сто­роженко, Богданчикова). Что было сделано непосредственно правительственной комиссией, сказать трудно, а вот о работе ее калининградской экспедиции сведения имеются. Эта экспедиция, известная в литературе как геолого-археологическая, геолого-разведочная, историко-археологическая, действовала в Калининграде и его окрестностях. Ликвидирована она была в 1984 г. В ее составе имелись группы сбора, обработки, хранения поступавших данных о месте нахождения Янтарной комнаты. Учредители экспедиции определили силы и средства, разработали планы, обсудили способы и методы ведения работ. «Но, увы, – считает С. Степенков, – собственно до самих работ дело так и не дошло»²⁴. Это мнение он обосновывает тем, что экспедиция не имела даже простейшей техники. Трактор, экскаватор, бульдозер нужно было выпрашивать у предприятий, в воинских частях. Раскопки разрешались проводить, как свидетельствует протокол экспедиции, лишь в тех случаях, если «версия по данному объекту доказательна, документально аргументирована, подтверждается несколькими свидетелями или очевидцами»²⁵. В этих словах сквозит явная обида на местные власти, но подобные условия, если ими не злоупотреблять, мне кажутся вполне справедливыми. Сетовать на них ни у членов экспедиции, ни у журналиста принципиальных оснований не имеется. Но между экспедицией и местными властями необходимого взаимопонимания, по-видимому, не было.

Старший преподаватель Калининградского военного высшего инженерного училища, исследователь загадки Янтарной комнаты Авенир Петрович Овсянов познакомил С. Степенкова
с уже упоминавшимися воспоминаниями одного из энтузиастов поисковиков, архитектора А. Максимова. В них, в частности, говорилось: «Вызвали из горкомхоза канавокопатель. Разворотил он груды щебня, не дойдя даже до коренного грунта. Все работы проводились под руководством городских начальников, которые перстом давали команду канавокопателю. Прошли взад-вперед, пожали плечами и приказали прорубить в трех местах скважины на небольшую глубину. Этим и закончилась очередная операция по розыску Янтарной комнаты»²⁶.

Эмоциональности в приведенном свидетельстве хоть отбавляй. Есть на кого свалить и ответственность за безрезультатность работы. Но обвинять во всем только местные власти было бы несправедливо. В деятельности экспедиции было вполне достаточно своих организационных и других недостатков. В заключении сформированной в 1967 г. рабочей группы по розыску отмечается: «Поиски Янтарной комнаты и других ценностей велись бессистемно, непланово, без надлежащей научной и технической базы, поверхностно, кустарно, разрозненно»²⁷. По-видимому, что-то мешало экспедиции осуществить в полном объеме намеченные планы, использовать по назначению имевшиеся силы и средства. Несмотря на это, экспедиция проделала значительную работу, установив ориентировочную схему движения комнаты в Кенигсберге. Более эмоционально, чем в отчете, ее руководитель Е.Е. Стороженко рассказала о «достижениях» экспедиции В.Г. Бирюкову. Беседу с ней Бирюков записал на диктофон, а затем воспроизвел в своей повести. Приведу выдержки из нее. «Если раскрыть всю "кухню" работы нашей экспедиции, то выглядела она так. Любые заявления граждан обрабатывались ... Этот первичный материал нередко интереса не представлял, но кое-что оставалось, входило в сводный список объектов, которые затем тщательно изучались: шел научный поиск в архивах, проводилась приборная (так у Бирюкова. – В.Ц.) разведка, бурение, а уж потом велись земляные работы ... Подобная работа проводилась на более чем 130 объектах, которые и были закрыты. Больше всего внимания уделялось Королевскому замку, пока его останки не снесли, а место не закрыли площадью с фонтанами. И хотя практически все обследовано, сомнения у меня остаются и сейчас.

Основательно изучены и форты. Многое найдено там и до нас, но документов об этом почти не сохранилось ... кто тут только не побывал! Вслед за нашими войсками шли и саперы, и трофейные команды, и даже ... архивисты (некоторые документы мы находили в Академии наук Литвы ...), и местные жители, и кладоискатели, подбирая все, что под руку попадет ...

В общем, сдали в местный музей около 400 находок. В основном бытовая посуда, мраморные статуи, другие произведения искусства, не представляющие большой художественной ценности.

Что же касается поисков непосредственно Янтарной комнаты, то тут особый разговор. Наша экспедиция возникла благодаря настойчивости Анатолия Михайловича Кучумова, хранителя музейных фондов пригородов Ленинграда. Он приезжал сюда в 1946 г., был в Королевском замке, копался в остатках пожарища и пришел к выводу, что заключение профессора А.Я. Брюсова о том, что она сгорела, очень сомнительно. Учитывалось и то обстоятельство, что доктор Роде остался в поверженном Кенигсберге...

Так вот, Кучумов добился, чтобы поиски похищенного шедевра были возобновлены и экспедиция М. Поповой принялась за эту работу. Основными объектами для исследования стали, как я уже говорила, Королевский замок и оборонительные форты. Также планомерно велись работы на протяжении двенадцати лет в имении Эриха Коха.

Но искали, если откровенно, не совсем серьезно, несмотря на все наши усилия. Отсутствовали не только документы, но и необходимая техника ... Было около двух десятков объектов, которые интересовали экспедицию… однако нас туда не пускали ... В общем, надо продолжать поиски, но на более солидной научной основе ...

На основании некоторых заявлений немцев, с которыми я встречалась и беседовала в Германии, сопоставления многих фак­тов убеждена, что она (Янтарная комната. – В.Ц.) не вывезена, а спрятана доктором Роде где-то в районе Кенигсберга или в другом месте Восточной Пруссии»²⁸.

С мнением Е.Е. Стороженко о преждевременном прекращении поисковых работ согласен и неоднократно упоминавшийся С. Турченко. Он считает, что действовавшая в 1967–1984 гг. калининградская поисковая экспедиция поторопилась с выводами о прекращении работ под хранилищами имперского банка (1973 г.), который находился рядом с Королевским замком, в имении Э. Коха «Фридрихсберг» (на его территории в 1967–1981 гг. было пробурено 44 скважины и сделано 10 ручных раскопов), в замке «Бальга» на Земландском полуострове²⁹.

Я не останавливаюсь на доказательствах, которые приводит С. Турченко в пользу своего мнения (с ним можно познакомиться в его брошюре). Отмечу лишь, что далеко не все они внушают доверие, особенно те, которые основаны на показаниях уголовников (это сейчас в нашей прессе достаточно модно), или воспоминаниях о давно прошедших событиях лиц, насильственно привлекавшихся немцами к различным работам. Однако у меня нет оснований отвергать мнение Е.Е. Стороженко, что не все объекты были обследованы достаточно тщательно, что на ряде из них работа не проводилась, что поиск целесообразно продолжить.

Настало время напомнить, что одновременно с экспедицией Поповой–Стороженко в Калининграде действовала областная государственная комиссия В.В. Богданчикова. Ее основной целью была проверка заявления Э. Коха, но Янтарной комнаты комиссия не нашла³⁰. Как уже отмечалось, Э. Кох за выдачу тайны ее укрытия хотел получить свободу и возможность выезда в Западную Германию. Указать точные координаты укрытия он мог только в том случае, если бы получил гарантию, что его условия приняты. Но никаких обещаний не последовало³¹. Поэтому неудивительно, что привязка укрытия к кирхе или римско-католической церкви являлась условной, и деятельность комиссии В.В. Богданчикова была обречена на неудачу. Попытки В.Г. Бирюкова выяснить подробности работы комиссии окончились безрезультатно. «Сделанное комиссией, – пишет он, – осталось для меня тайной. От встреч со мной Виктор Владимирович (Богданчиков. – В.Ц.) отказался, сказав в телефонном разговоре, что ему нечего мне сообщить...»³² В.Г. Бирюков считает, что материалы о деятельности комиссии находятся в областном управлении КГБ³³.

Как известно, В.Г. Бирюков являлся одним из руководителей общественной поисковой группы, созданной в Калининграде в конце 80-х гг. Она, возможно, ведет свое начало от группы «Поиск», которую упоминала Р. Минакова. Решение об активном участии в поиске Янтарной комнаты возникло у В.Г. Бирюкова после его встреч с Е.Е. Стороженко, когда в связи со смертью Г. Штайна начался очередной газетный бум, связанный с этим произведением искусства³⁴. Приведу несколько сенсационных заявлений, опубликованных в центральных и местных газетах. 10 января 1988 г. литовский врач Гинтаутас Мартинкус заявил корреспонденту «Комсомольской правды», что ему известно местонахождение Янтарной комнаты. 21 января в редакцию рижской газеты «Советская молодежь» пришли двое, пожелавшие остаться неизвестными. Они сказали: «Мы были там. Мы знаем, где она (Янтарная комната. – В.Ц.) находится». 22 января 50-летний житель Юрмалы (Латвия) в той же редакции сообщил: «Точный адрес знаю только я!» В подтверждение своих слов он достал из кармана «аляски» два очень крупных искусно обработанных куска янтаря³⁵.

Обилие как данных заявлений, так и вообще множественность противоречивых версий о Янтарной комнате В.Г. Би­рюков пытается объяснить кладоискательской психологией их авторов. Отчасти он, конечно, прав: 25 процентов от стоимости клада, полагающихся тому, кто его обнаружит, сумма привлекательная. Но одновременно он стремится охладить пыл потенциальных авторов сенсационных заявлений, объясняя, что действующий порядок вознаграждения не распространяется на Янтарную комнату³⁶.

Итак, под влиянием беседы с Еленой Евгеньевной чисто журналистские интересы переросли у В.Г. Бирюкова в поисковый энтузиазм. Добровольцы для работы в экспедиции набирались через газету «Калининградский комсомолец». Начальником штаба экспедиции стал А.П. Овсянов, а его заместителем А. Конюхов. Создается группа архивистов, которую возглавил Игорь Рудинский. Спонсорами экспедиции стали трест «Калининградстрой» и объединение «Калининградморнефтегаз». Объ­ектом поиска был выбран район Понарта; главное внимание сосредоточилось на пивоварне. Исполком горсовета разрешил вскрыть подвалы пивоварни. Работа началась в 1988 г.³⁷ Вот как сам В.Г. Бирюков подводит ее итоги за два первых полевых сезона (1988 и 1989 гг.). В 1988 г. «несмотря на временную неудачу (с пивоварней. – В.Ц.) можно считать, что главная задача все же решена – создана поисковая экспедиция, работающая на общественных началах. С помощью спонсоров имеем неплохую материальную базу. Приобретен и необходимый опыт, который пригодится как для завершения этой версии, так и для обработки других.

Не исключено, что в леднике, когда мы до него все-таки доберемся, ничего не окажется ... Было бы наивно рассчитывать на успех с первого же раза ...

Со второго, правда, нам тоже не повезло ... собранный за зиму материал, а затем и дополнительное разведочное бурение окончательно перечеркнули надежды проникнуть в ледник самым удобным путем – с поверхности ... Не пробиться к нему и подземными штольнями»³⁸.

Я не помню, кто в ЦГАНХ СССР конкретно интересовался документами о пивоварне, и не знаю, знаком ли с ними В.Г. Би­рюков. Они, как уже отмечалось, скорее отвергают идею укрытия Янтарной комнаты в леднике пивоварни, чем подтверждают ее. Но что же привлекает внимание экспедиции В.Г. Би­рюкова к Понарту и пивоварне? Район Понарта связывается им с заявлением Э. Коха от 1967 г. В.Г. Бирюков убежден, что Янтарная комната находится в Кенигсберге, что Кох не зря указывал на Понарт как на район ее укрытия, подбросив для маскировки версию о кирхе и римско-католической церкви. Что касается пивоварни, то В.Г. Бирюков ориентируется на рассказ упоминавшейся выше Рут Дрешер: «Колонна машин, груженных ящиками с панно, попала под бомбежку и была вынуждена повернуть назад в Кенигсберг, где ящики с янтарными панно были перенесены в погреб пивоварни»³⁹. На ледник пивоварни указывало и сообщение из ГДР, от которого непонятно почему сегодня открещивается человек, передавший его Александру Конюхову по телефону. Эта краткая интригующая фраза гласила: «Искать Янтарную комнату следует в трехстах метрах от руин Рыцарского замка в направлении левого канала в бункере III»... Но это и есть ледник⁴⁰ пивоварни «Понартер». Что касается рыцарского замка, то он когда-то находился на холме, где располагался цех ферментации пива⁴¹.

В. Бирюков отмечает: «Мы знаем, из чьего архива и через кого попала к нам эта занятная информация и, поверьте мне на слово, она заслуживает доверия. Хотя бы потому, что владелец ее умер раньше, чем была создана наша экспедиция, и поэтому невозможно заподозрить его в желании отправить нас по ложному пути»⁴².

Сосредоточение усилий на пивоварне В.Г. Бирюков объясняет и тем, что она не обследовалась экспедицией Е.Е. Сто­роженко⁴³, хотя поиск в районе Понарта осуществлялся ею достаточно активно.

В.Г. Бирюков приводит и некоторые другие свидетельства в пользу пивоварни, но в итоге отмечает, что гарантировать успех поиска экспедиции не может⁴⁴.

Серия сенсационных заявлений о Янтарной комнате конца 80-х гг. вызвала появление не только экспедиции В.Г. Бирюкова. Примерно одновременно аналогичный отряд формируется в Риге. Рижская экспедиция получила название «Наше достояние». О ее подготовке рассказывает ответственный секретарь газеты «Советская молодежь» Владимир Шулаков: «В середине февраля (1988 г. – В.Ц.) мы создали штаб, в который вошли несколько энтузиастов. В газете "Советская молодежь" напечатали объявление о том, что формируется экспедиция.

В редакцию хлынул шквал писем и телефонных звонков, многие авторы приходили лично. Через две-три недели, когда начали комплектовать состав экспедиции, число желающих стать ее членами перевалило за триста. Но штаб отобрал лишь шестьдесят самых подготовленных к трудностям поискового дела. Это были люди самых разных профессий: археологи, инженеры, экскаваторщики, водители, геологи, буровики, саперы, водолазы, милиционеры, пожарные. Научно-техническое обеспечение взяли на себя ученые Рижского института инженеров гражданской авиации, занимающиеся радиолокационной разведкой»⁴⁵.

Весьма сложным оказался вопрос финансового обеспечения экспедиции. На помощь пришел коллектив объединения «Сарканайс квадратс» («Красный квадрат»). Это было первое предприятие, которое перечислило на счет экспедиции 3 тыс. рублей.

В апреле в адрес экспедиции поступило разрешение калининградского облисполкома на проведение раскопок «по поиску исторических и художественных ценностей»⁴⁶.

О предварительных результатах работы этой поисковой экспедиции в сентябре 1988 г. в «Комсомольской правде» писал С. Степенков: «Глубокие раскопы, прямые нити траншей, у подножия холма вгрызалась в землю буровая. Обстановка вполне деловая. Но ...» Эти многозначительные авторские точки означают безуспешность раскопок. С. Степенков не называет конкретного места поиска (традиция секретности продолжает действовать), но, судя по описанию, это вновь Понарт. Однако неудача не обескуражила энтузиастов. «У нас есть еще один адрес», – сказал журналисту член штаба экспедиции, заместитель генерального директора объединения «Сарканайс Квадратс» Владимир Белятко.

«Мы поехали туда вместе с председателем Калининградского отделения Советского фонда культуры писателем Юрием Ивановым, преподавателем Авениром Овсяновым и руководителем полевого отряда экспедиции Валерием Паралюновым. К сожалению, «объект» посмотреть не удалось. Директор совхоза «Васильково» Гурьевского района Дмитрий Иванович Карташев был непреклонен: – Никаких Ваших Янтарных комнат на территории совхоза нет и быть не может»⁴⁷.

Рижские поисковики не всегда встречали к себе столь отрицательное отношение. В 1988 г. им удалось начать раскопки в деревне Владимирово⁴⁸. Но и они, по-видимому, были безрезультатны⁴⁹.

Янтарную комнату не обнаружили и энтузиасты 90-х годов из Координационного центра и Отдела по поиску культурных ценностей. Но безрезультативной их деятельность назвать нельзя. Так, «лишь за 1997–1998 гг. отделу удалось обнаружить более тысячи предметов старины, пролежавших в земле 50, 60, 80, а может и 100 лет ... Это образцы старого оружия, старинных инструментов (кузнечных, измерительных, слесарных), предметы быта, награды». А при раскопках в форте Квендау в 1994 г. «порой в день находили до трех тысяч предметов. А всего их было обнаружено 12 тысяч»⁵⁰.